– Катька наш телек избаловала, – пожаловался гость. – Целыми сутками смотрит всякую муру. Сколько раз уже ссорились. Мне спать пора, а она смотрит свой бесконечный «Дом флирта» и поскуливает, как собачка.

– Женщинам флирт самое главное, – вспомнил нечто своё Крат. – Флирт это вид отношений, где женщины виртуозы. А что любовь? Семейная любовь это обыкновенное родство. Женщине приедается. Она мечтает о флирте, чтобы её домогались и чтобы она властью над мужчинами наслаждалась. Тогда все струнки в ней звенят, она счастливо волнуется и гордится собой. Замужняя женщина тоже требует, чтобы в семейные отношения муж привносил как можно больше ухаживания, чтобы дарил цветы и подарки, водил на вечеринки, развлекал и старался угодить. Это она величает «романтикой», – заключил Крат, освободившийся, наконец, от обязанности быть позитивным.

– Как мне домой-то вернуться, я же боюсь! – опомнился гость.

– Выпьешь – вернёшься, – махнул рукой Дол. – Лучше поведай, Санёк, где ты раздобыл такой славный пузырь?

– У Катьки стащил. За обувным ящиком прятала. Вчера хвасталась, будто некая подружка получила выход на кондитерский спирт. …Так это, правда, вирусы в телевизоре и ничего больше?

– Правда, успокойся.

– А я-то думал… даже не знаю, что думал, – Саня облегчённо вздохнул и с одобрением проследил, как Дол разливает напиток, – тогда выпьем за Бог с нами и чип с ними!

Санёк-Огонёк любил трафаретные фразы: «я к вам пришёл навеки поселиться», «люди такие вредные, что даже повеситься не дадут», «чего сидишь, лучше ляг». А также периодически заболевал каким-нибудь словом, без которого не мог обойтись. Очень долго в нём жило слово «необузданный». «У меня в детстве были необузданные бородавки». Или выражение «как из пушки» – «спать хочу как из пушки». Свою самобытность и особое место под солнцем он доказывал маленьким творчеством и вместо выражения «более-менее» применял «менее-более». Впрочем, это не мешало ему быть милым человеком.

Выпили, задумались. Задумались сразу обо всём, задумались не мыслью, а душевным вслушиванием в состояние жизни, только прибавили к ней резкий вкус напитка. Гость улыбнулся.

– Мне жена говорит, что «стопка» от слова стоп. А я говорю: от слова «сто» и ещё «опка»!

– Молодец! – преувеличенно развеселился Дол и процитировал кого-то: – Слово «алкоголь» происходит от двух славянских корней: алкать и голь, то есть пища бедных.

Выпили по третьей, после чего к Саньку вернулся цвет лица.

– Так что же предложил вам Дупа? Колитесь. Ведь у него и труппы не осталось, только труппный запах. Но мне главное, чтобы декорации ставить. В «Рассвете над Парижем» я за час эйфелеву башню собирал. Было время богатырей сцены! Не то что нынче, убогий минимализм: сортир и мешковина.

– Что ты, Санёк, чем хуже театр, тем мощней декорации, – заметил Дол.

– Короче, – перебил его Саня, – все пьют за искусство, а мы выпьем за декорации!

– За алкоголизм во всём мире! – подытожил Дол.

Друзья провели за столом два часа, вспоминая театральное былое с чувством пережитой опасности, как вспоминают войну фронтовики. Солнце покраснело и стало прятаться. В соседнем дворе завыла собака. Напиток иссяк. Они только разогрелись пить, а бутыль опустела.

Дол вскочил, хлопнул себя по лбу.

– Чуть не забыл: меня ж Генриетта просила зайти к ней вечером.

– Чем больше женщин, тем жизнь грустней, – Санёк усмехнулся, он порядком окосел, и, видимо, не ощущал своего лица, поскольку оно выражало нечто без его ведома.

Дама с указанным именем, Генриетта Аркадиевна, когда-то вела курсы театральной пластики, потом – дикции. Дупа, который лет десять назад служил в министерстве культуры и курировал театры, закрыл её курсы, вследствие чего она, статная, педагогически властная, с крупными чертами лица, с тяжёлым пучком на темени, продаёт в «Глобусе» билеты. При встрече с Дупой она отворачивается, а тот нарочно заглядывает в кассу и спрашивает про дела-делишки.