Я не понимал, почему этот переезд казался таким тяжёлым, почти невыносимым. Мы делали это год за годом, и я давно привык собирать вещи, оставлять жильё, прощаться с местами, к которым не успевал привязаться. Но сейчас меня трясло – как человека, переборщившего с кофеином.

Мама всё так же молчала, сосредоточенно глядя на дорогу. Казалось, ей не до разговоров. Она всегда выбирала для нас тихие, уединённые места – там, где мало людей, но много воздуха, простора и тишины. Умела создать уют даже в самых скромных домах. Эти постоянные переезды не были её прихотью – это была необходимость. Суть которой я понял не сразу.

Я пытался помогать, но мои возможности всегда были ограничены возрастом. Хотя теперь, по крайней мере, я мог водить. И это стало для меня настоящим удовольствием. Я любил скорость. Любил ощущение контроля – над дорогой, над машиной.

Хотелось верить, что когда-нибудь я смогу контролировать и свою жизнь.

Мы ехали уже несколько часов. Ночь сгущалась, и звёзды за окнами становились ярче. Где-то вдали замерцали огоньки небольшого городка, но мы проехали мимо, не сбавляя скорости.

Мама хранила молчание – значит, так надо. Она расскажет, почему выбрала этот город, но только когда посчитает нужным.

«Всего на год», – повторял я себе, глядя на темнеющие силуэты деревьев за окном. Возможно, даже меньше.

– Мама, что ты чувствуешь? – спросил я наконец.

Она не сразу ответила, словно не услышала. Но спустя несколько секунд, не отрывая взгляда от дороги, произнесла:

– Я чувствую, что нам нужно туда поехать. Не только из-за меня или моего хобби… Там есть что-то ещё. Что-то важное.

Я ждал продолжения, но она замолчала.

Да, её интуиция редко подводила. Она всегда знала, когда пора собираться и исчезать, кого стоит избегать, а с кем – держать контакт. Кто-то назвал бы это даром, но я считал, что это просто внимание к деталям и умение анализировать. Способность, которая есть у всех, но которой редко учат – нас с детства приучают игнорировать интуицию, подчиняясь правилам и комфорту большинства.

– А если что-то пойдёт не так? – спросил я. – Это же мегаполис. Риски огромные.

Мама нахмурилась. Казалось, она не хочет продолжать разговор, но потом тихо сказала:

– Джимми, пообещай мне, что если случится что-то плохое, ты спасёшь себя. Ты не станешь рисковать ради меня.

Меня передёрнуло.

– Как ты можешь так говорить? Ради кого мне ещё рисковать?

Я снова сжал кулаки. Глубоко вдохнул, выдохнул, расслабил пальцы. Открыл глаза и посмотрел на неё.

Мама покачала головой, будто знала то, чего не знал я.

– Скоро ты поймёшь, – сказала она отстранённо, почти как бы про себя. – Поймёшь, что есть вещи важнее меня.

Её слова повисли в воздухе.

Я хотел возразить, но сдержался. Спорить с ней было бесполезно. Иногда она становилась непробиваемой. Впрочем, я унаследовал это от неё. Иногда и мне хотелось спорить до посинения.

Мама вдруг изменила тему:

– Нас преследует полиция. Веди себя естественно.

Я вздрогнул. «Веди себя естественно.» Это как вообще?

Через несколько минут позади нас раздался сигнал полицейской машины. Мама спокойно съехала к обочине.

Полицейский подошёл, осветив салон фонариком. Мама опустила стекло и улыбнулась. Она умела сбивать мужчин с толку – и знала это. Полицейский не стал исключением. Я выдохнул. От него не веяло угрозой, похоже, обычная проверка.

– Куда направляетесь? – спросил он, возвращая себе серьёзный вид.

– В Вашингтон, сэр, – ответила мама. – Моему брату скоро поступать в колледж.

Полицейский просмотрел документы и кивнул:

– Всё в порядке, мэм. Только будьте осторожны. В тех краях орудует маньяк. Пока не можем его поймать.