Какова же цель подобной идеологической диверсии? Ведь в его руки дали материал очень сильного идеологического воздействия! Однако вспомним медицину. Там вакциной называется ослабленный штамм какого-то болезнетворного микроорганизма, который провоцирует реакцию иммунной системы человека. Слабый штамм будет заведомо побежден, но при этом у людей выработается противоядие, иммунитет против данной болезни. То же самое и в данном случае: познакомившись с подлинными материалами и проникшись патриотической идеей, новичок должен был нагородить бог весть что, нечто крайне фантастическое, так что последующая академическая наука (в качестве социальной иммунной системы) не только легко справилась бы с подобной нелепицей, но и получила бы хороший урок на будущее. Иными словами, ростки национального патриотизма от эпиграфики русские ученые позже задавили бы собственными руками.

Но получилось несколько иначе. Вместо того, чтобы раздуть (на патриотической волне) значимость данной книги, эмигранты попросту ее не заметили. Говоря медицинским языком, из-за слабых контактов с Орешкиным «заражения» эпиграфическим патриотизмом не случилось. И уж тем более не произошло «заражения» русской научной общественности в СССР. А когда книга наконец всплыла в демократической России в 2001 году, она оказалась не первой; русские ученые, а также научная общественность уже до некоторой степени научилась отделять патриотические устремления от реального вклада в науку исследователя. Поэтому данная идеологическая диверсия, предпринятая в разгар «холодной войны» не сработала— ставка была сделана не на того «агента влияния».

По исторической случайности воздействие книги Орешкина оказалось не таким, как оно задумывалось. В силу слабых контактов между научными учреждениями России и Италии, те тысячи этрусских надписей, которые были найдены при археологических раскопках в Италии, для русского читателя оставались неизвестными. Орешкин их воспроизвел в своей работе и показал, что их можно прочитать по-русски. Так что Орешкину стали признательны многие самодеятельные этрускологи. Сам же Орешкин вряд ли предполагал, что станет объектом чьих-то манипуляций, и постарался вести себя в своих в общем-то далеких от науки выводах по возможности достойно.

Фактически же книга Орешкина стала известна в России спустя примерно 20 лет после ее публикации в Риме; РАН на нее не отреагировала никак (против «Велесовой книги» в 60-е годы были резко отрицательные публикации в научной прессе России, организованные АН СССР). Теперь ее можно читать и исследовать без того налета сенсационности, который непременно появился бы при ее вхождении в русскую культуру в 80-е годы. И желание подражать Орешкину появилось у очень небольшого числа его последователей.

Вместе с тем, замысел организаторов данной провокации был верен. Этот весьма интересный исследователь действительно применил самые простые, а потому совершенно ненаучные методы: акрофонию при чтении неизвестных слоговых знаков, называние частей тела при отсутствии явных знаков и приписывание произвольных значений открытым слогам русского языка. Благодаря случайности «заражение» этими методами произошло достаточно поздно, число «зараженных» оказалось где-то порядка 1–2 десятков, причем основная научная общественность переболела этим «заболеванием» достаточно легко. Это не дало возможности организовать РАН по данному поводу чего-то вроде «комиссии по борьбе с лженаукой», так что все три обозначенных направления имеют возможность спокойно развиваться. А отдельные проявления этой «болезни эпиграфического и этимологического популизма», в общем, не опасные, мы рассмотрим ниже при анализе работ последователей П.П. Орешкина.