Я имѣлъ намѣреніе купить себѣ небольшое имѣньице въ Швейцаріи, и Паннвицъ уже переслалъ мнѣ для этой цѣли остатки моего состоянія, какъ вдругъ за недѣлю до полученія мною денегъ отвратительное народное возстаніе отпугнуло меня отъ этого. Я сталъ считать счастьемъ, что ты не захотѣла послѣдовать за мною въ Швейцарію, уединился въ домикѣ на островкѣ на рѣкѣ Аарѣ, гдѣ теперь, съ радостью или безрадостно, долженъ приняться за писательство.

Межъ тѣмъ, въ ожиданіи того, что мнѣ посчастливится, – если мнѣ вообще когда-нибудь посчастливится, – мое маленькое состояніе все убываетъ, и черезъ годъ, по всей вѣроятности, я буду совсѣмъ бѣднякомъ. Въ этомъ положеніи, когда у меня, кромѣ горя, которое я дѣлю съ тобою, есть еще и другія заботы, тебѣ совсѣмъ неизвѣстныя, вдругъ приходитъ твое письмо и пробуждаетъ во мнѣ вновь воспоминаніе о тебѣ, къ счастью, немного ослабѣвшее.

Дорогая, не пиши мнѣ больше. У меня нѣтъ въ настоящее время иныхъ желаній, кромѣ желанія скорѣе умереть.

Г. К.

(Берлинъ, послѣ дня Св. Михаила 1810).

Моя Іетточка, мое сердечко, моя возлюбленная, моя голубка, моя жизнь, ясная и милая моя жизнь, свѣтъ моей души, мое все, мои имущества, мои замки, пашни, луга и виноградники, о, солнце моей жизни, луна и звѣзды, небо и земля, мое прошедшее и будущее, моя невѣста, моя дѣвочка, моя дорогая подруга, моя душа, кровь моего сердца, сердце мое, моя зѣница, о, любимая, какъ мнѣ тебя еще назвать? Мое золотое дитятко, моя жемчужина, мой драгоцѣнный камень, моя корона, моя королева и государыня. Возлюбленнѣйшая моей души, мое высочайшее и дражайшее, моя жена, моя свадьба, крещеніе моихъ дѣтей, моя трагедія, моя посмертная слава. Ахъ! Ты – мое второе, лучшее «я», мои добродѣтели, мои заслуги, моя надежда, прощеніе моихъ грѣховъ, мое будущее и мое блаженство, о, дочь неба, мое божье дитя, моя покровительница и заступница, мой ангелъ-хранитель, мой херувимъ и серафимъ, какъ я люблю тебя!

Людвигъ БЁРНЕ (1786—1837), извѣстный публицистъ и критикъ, шестнадцати лѣтъ пріѣхалъ въ Берлинъ учиться медицинѣ къ профессору Герцу – въ жену котораго, красивую и талантливую Генріетту, молодой Бёрне влюбился со всѣмъ пыломъ юности и отчаяніемъ безнадежности. Оставивъ домъ Герца, Бёрне продолжалъ дружескую переписку съ Генріеттой.

(Я убѣжденъ, что было бы совершенно безплодно, если бы молодой человѣкъ сдѣлалъ попытку насильно вырвать изъ своего сердца пылкую любовь; и это было бы самоубійствомъ, если бы попытка удалась. Это – рѣшеніе моего разсудка; оно можетъ быть невѣрнымъ, но я торжественно завѣряю, что сердце мое ни малѣйшимъ образомъ въ немъ не участвуетъ).

… Я – человѣкъ. Вы произнесли мнѣ приговоръ: я не могу больше жить. Вы пролили масло въ огонь, и пламя сжигаетъ мое сердце. Я долженъ погибнуть, если останусь дольше вблизи васъ. Я хочу уѣхать отсюда и напишу объ этомъ отцу.

Вашъ разумъ меня осудитъ, ваше сердце меня пожалѣетъ! Вы смѣетесь?.. Да покинетъ васъ память въ вашъ смертный часъ, чтобы вы не вспомнили этого событія.

Луи.

У меня дрожитъ рука, тоскливо замираетъ сердце. Я не могъ дольше выдержать. Домъ объятъ огнемъ, я долженъ спасаться, иначе погибну.

Когда я приду къ вамъ, не упоминайте ни словомъ объ этой запискѣ, прошу васъ.

Мартъ 1803 г.

Прочтите эту записку и не гнѣвайтесь! Это – послѣднія слова въ этомъ родѣ, которыя я пишу вамъ. Отвѣтъ, данный мнѣ вами передъ этимъ, такъ же придавилъ меня, какъ я жаждалъ, чтобы вы меня обрадовали; вы сказали, что не можете обрадовать меня. Это было невозможно для вашего сердца, ибо кто другой, какъ не вы, являясь причиной моего горя, могъ бы быть и источникомъ моей радости? Такъ какъ я люблю васъ невыразимо, то какъ можете вы сердиться на меня за то, что я полагаю мое высшее счастье въ вашей благосклонности, и что ожиданіе этого счастья – мое единственное, мое самое горячее желаніе? Вы были нѣкогда такъ ласковы, такъ сердечны, такъ участливы ко мнѣ. Отчего вы относитесь теперь ко мнѣ иначе? Развѣ мнѣ не больно? О, сжальтесь надо мною, чтобы жизнь моя не проходила такъ горестно, такъ безрадостно.