Забудьте все, что могло бы принудить Ваше сердце, и предоставьте говорить лишь Вашимъ чувствамъ. Подтвердите то, на что позволила мнѣ надѣяться Каролина. Скажите, что вы хотите быть моею, и что мое счастье не составляетъ для Васъ жертвы. О, убѣдите меня въ этомъ, – однимъ единственнымъ словомъ. Близки другъ другу наши сердца были уже давно. Пусть же отпадетъ то единственное чуждое, что стояло до сихъ поръ между нами, и пусть ничто не мѣшаетъ свободному общенію нашихъ душъ.

До свиданья, дорогая Лотта. Я жажду спокойной минуты, чтобы изобразить Вамъ всѣ чувства моего сердца, которыя въ тотъ долгій промежутокъ времени, что это единственное желаніе живетъ въ моей душѣ, дѣлали меня то счастливымъ, то снова несчастнымъ. Какъ много еще долженъ я Вамъ сказать!

Не медлите отогнать навсегда мое безпокойство. Я влагаю въ Ваши руки все счастье моей жизни. Ахъ, я давно уже не представляю его себѣ иначе, чѣмъ въ Вашемъ образѣ. До свиданья, дорогая.

Три раза вскакивала я сегодня утромъ съ постели и подбѣгала къ окну, заслышавъ лошадиный топотъ, и надѣялась увидѣть тебя, но нѣтъ; каждый разъ то были телѣги мельника, нагруженныя тяжелыми мѣшками. Наконецъ я все-таки дождалась тебя, встала въ четвертый разъ – и это былъ ты! Я завидѣла тебя еще, когда ты шелъ черезъ рынокъ, пока ты не завернулъ за уголъ. И сердце мое послѣдовало за тобою, дорогой мой возлюбленный! Вчера былъ чудный, теплый день, мы были счастливы; такіе мирные дни будутъ часто повторяться въ будущемъ. Это собственно значитъ жить, – вновь обрѣтать себя въ объятіяхъ любви, о, міръ такъ тѣсенъ безъ этого!

Я только что отобѣдала, и должна была обѣдать одна, такъ какъ Лина приглашена ко Двору. Вечеромъ и я отправлюсь туда; мнѣ такъ странно среди людей, когда подумаю, что я могла бы быть съ тобою, они проходятъ мимо, какъ тѣни, и мое сердце такъ мало нуждается въ ощущеніи ихъ реальности, ибо оно полно собою.

Что дѣлаешь ты сегодня? Ахъ, мнѣ хотѣлось бы знать это ежеминутно!

Наши вчерашніе планы такъ ясны и свѣтлы, и я вѣрю, что они исполнятся. Если ты чувствуешь себя хорошо въ Р., и если можешь ничего не терять для будущаго, то все устроится, добрый отецъ, надѣюсь, будетъ успокоенъ твоими объясненіями и сознаніемъ того, что тебѣ у насъ хорошо, что ты счастливъ. И вѣдь ты будешь счастливъ, милый, дорогой, неправда ли? О, мысль о томъ, что я смогу дать тебѣ радость, создать тебѣ спокойныя чудныя минуты, окрыляетъ мнѣ душу!

Камиллъ ДЕМУЛЭНЪ (1760—1794), основатель клуба кордельеровъ, былъ осужденъ революціоннымъ трибуналомъ и казненъ вмѣстѣ съ Дантономъ въ 1794 г. Приведенное письмо писано къ женѣ изъ тюрьмы передъ казнью.

Апрѣль 1794 г.

Благодѣтельный сонъ на время далъ мнѣ отдохнуть отъ страданій. Когда спишь, – чувствуешь себя свободнымъ, отсутствуетъ сознаніе своего плѣна. Небо сжалилось надо мною – я только что видѣлъ тебя во снѣ, цѣловалъ поочередно тебя, Горація и Анетту[6], пришедшую къ намъ. Нашъ малютка лишился изъ-за золотухи одного глаза, и ужасъ этого несчастья заставилъ меня пробудиться, – и я снова увидѣлъ себя въ моей каморкѣ. Уже слегка разсвѣтало. Такъ какъ я не могъ дольше тебя видѣть и слышать, ибо во снѣ ты и твоя мать бесѣдовали со мной, то я всталъ, чтобы поговорить съ тобой – написать тебѣ. Но лишь только открылъ я окно, мысль о моемъ одиночествѣ, объ ужасныхъ засовахъ и рѣшеткахъ, отдѣляющихъ меня отъ тебя, лишила меня всякой душевной твердости. Я заплакалъ, или, вѣрнѣе, застоналъ въ моемъ склепѣ. «Люсиль, Люсиль, о, моя дорогая Люсиль, гдѣ ты?»

Вчера вечеромъ я пережилъ еще моментъ, также ранившій мнѣ душу, это когда я замѣтилъ твою мать въ паркѣ; инстинктивнымъ движеніемъ я опустился у рѣшетки окна на колѣни и сложилъ руки вмѣстѣ, словно взывая къ ея состраданію. Она изливается, конечно, тебѣ въ своемъ горѣ. Я видѣлъ вчера ея скорбь, она спустила на лицо вуаль, не будучи въ состояніи дольше выносить это зрѣлище. Когда вы придете, пусть она сядетъ поближе къ тебѣ, чтобы я могъ васъ лучше видѣть.