Вот как. А открытие было, можно сказать, случайным. До совсем недавнего времени в адрес этого широко распространенного растения расточались, главным образом, проклятия, оно даже заслужило нечистое имя: «чертов куст»! Ибо ветви и стволы этого кустарника снабжены немалым числом колючек, с которыми очень легко познакомиться, путешествуя в Уссурийской тайге. Кто бы мог подумать! Ну, понятно, женьшень – редчайшее, таинственное растение, чрезвычайно медленно растущее, прячущееся в девственных зарослях, известное с незапамятных времен. Но кому же в голову придет, что широко распространенный кустарник, постоянно лезущий на глаза, мало того, хватающий вас своими колючками – и таким образом нагло требующий внимания! – что он окажется прямо-таки чудодейственным лекарством от человеческой немощи, что он может спорить с легендарным, фантастическим, драгоценным женьшенем.
Первые же фармакологические исследования, проведенные с использованием адекватных количественных тестов, показали, что элеутерококк действует не хуже женьшеня. При тестах на умственную работоспособность экстракт из корней элеутерококка позволял увеличивать в основном количественные показатели работы. Способность экстрактов женьшеня и элеутерококка повышать физическую работоспособность в своей основе отличается от стимуляции, вызываемой препаратами типа фенамина и пиридрола. Хотя это более мощные стимуляторы по сравнению с женьшенем и элеутерококком, однако применение их вызывает мобилизацию энергетических ресурсов, которая сменяется периодом глубокого истощения. Элеутерококк принадлежит к знаменитому семейству аралиевых, славящемуся своими лечебными свойствами, и он, таким образом, ближайший родственник женьшеня, диморфанта и аралии маньчжурской. Его плоды – темные мелкие ягоды, группирующиеся в округлый «зонтик». Лечебным действием обладают корни. Однако в последние годы стало ясно, что и листья «чертова куста» имеют большое лекарственное значение, и в некоторых случаях, может быть, есть смысл собирать только листья, чтобы не губить растения целиком. Ведь кусты элеутерококка живут многие десятки лет.
Я старательно фотографировал темные блестящие ягоды элеутерококка и думал о том, сколько же еще полезных для человека тайн скрыто в зеленом океане растений! Только бы сохранился этот животворный океан, только бы не погубить его человеческим невежеством и непомерной жадностью.
– Внимание, – крикнул Виктор. Оказалось, что мы дошли до дерева, в дупле которого жили пчелы. В голове у меня сразу что-то встрепенулось – точь-в-точь как на женьшеневой делянке, где глубоко в земле лежали семена женьшеня. Пчелы! Пчелы дикие. Это уже очень серьезно – дикие. По мере нашего приближения к дуплу, все громче и громче становился гул пчел, неутомимо занимавшихся своим трудом по сбору нектара с таежных цветов. Слишком близко мы подходить не рискнули, и, полюбовавшись пчелами с безопасного расстояния, решили сделать остановку. Кто прилег на траву рядом с тропой, я сел отдохнуть под большим кедром и стал рассматривать полесье. Тут росли крушины с овально-заостренными листьями и мелкими темными плодами, многоиглистый шиповник, небольшой кустарник с сильно колючими ветвями и желтая акация. Там и сям среди кустов высились растения зонтичной ангелики, виднелся вороний глаз с расходящимися во все стороны узкими ланцетовидными листьями и папоротник с листьями, напоминавшими развернутое орлиное крыло и вследствие этого называемый в просторечье орляком.
Вдруг издали донеслись до нашего слуха какие-то однообразные и заунывные звуки. Они приближались, и вслед за тем мы услышали совсем низко над нашими головами шум птичьего полета и глухое воркование. Тихонько я поднял голову и увидел восточносибирскую лесную горлицу. По неосторожности я что-то выронил из рук, горлица испугалась и стремительно скрылась в чаще. Через некоторое время я увидел также и восточного седоголового дятла. Эта лазящая птица с зеленовато-серым оперением и с красным пятном на голове, подвижная, даже суетливая, выражала особое беспокойство, видимо потому, что я сидел неподвижно, – она резко вскрикивала, перелетая с места на место, и все время пряталась за деревья. По другому резкому крику я узнал кедровку. Вскоре увидел и ее саму – большеголовую, пеструю и неуклюжую. Она проворно лазила по деревьям, лущила еловые шишки и так пронзительно кричала, как будто хотела весь лес оповестить, что здесь есть люди.