Тайны и легенды древнего края Андрей Ланиус

Родился я в Средней Азии, в Ташкенте, в семье потомственного переселенца. Еще мой прадед пришел в Азию вместе с генералом Скобелевым , пришел как землепашец.

В 1985 в далекой Москве умер очередной Большой Раис, уже третий за неполные три года. Совсем больной был. Похоронили его по государственному обычаю – с пушками, с музыкой, с торжественными клятвами.

Вскоре после похорон там же, в Москве, в Большом Кремлевском сарае, состоялся курултай главных коммунистов, на котором они избрали нового Большого Раиса. На этот раз, похоже, решили не повторять прежних ошибок. Стариков беспокоить не стали, выдвинули молодого наследника: скромного, энергичного, приятного на вид, а главное – умеющего складно говорить без бумажки!

И в стране стали назревать события, перед которыми блекли все фантастические сюжеты.

В конце лета 1989 года я с семьей переехал в Ленинград. Следом прибыл и контейнер с домашними вещами, среди которых находились несколько картонных коробок с моим архивом

Здесь был другой мир, другая шкала ценностей. Азиатская экзотика никого не интересовала – ни в литературном, ни в житейском смысле. Город смотрел на мир только через то окно, которое прорубил когда-то на этих берегах император Петр. Город хотел, чтобы и весь остальной мир считал его натуральной Европой. Ну, по крайней мере, самым европейским городом необъятной страны под названием Россия.

Что ж, мне оставалось только с грустью констатировать, что мой человеческий и литературный опыт в значительной своей массе был здесь неприемлем, поскольку проистекал из жизни в Азии.

Эту Азию надо было быстрее сбрасывать с себя, соскребать и даже отдирать с кожей, быстрее приобщаться к новым стандартам жизни. В свете этого практически весь мой архив оказывался бесполезным. Одно время я размышлял, не выбросить ли мне его в мусорный контейнер? Однако в чулане нашлось место для этих коробок. Туда же я сложил книги по среднеазиатской тематике в полной уверенности, что они мне уже никогда не понадобятся для работы.

С каждым годом в Ташкенте оставалось всё меньше моих знакомых европейского происхождения, с которыми я вместе работал, дружил, пил водку… Одни оказались в Москве, другие в Германии, третьи в Израиле, четвертые в Америке, а кто-то и в Австралии…

В какой-то момент моя связь с Ташкентом прекратилась совсем. Азиатский период моей жизни отошел далеко в прошлое. Мне казалось, что я всё-таки сумел вытравить из подсознания Азию. Я даже гордился этим.

А затем случилось нежданное.

Без малейшей инициативы с моей стороны мне вдруг начали являться законченные сюжеты из моей азиатской жизни, но очень странные по форме и содержанию. Рациональная часть складывалась из тех реальных событий, которые когда-то происходили либо со мной, либо с моими хорошими знакомыми, либо с третьими людьми, о которых мне рассказывали надежные, вызывавшие доверие собеседники.

Самое удивительное заключалось в том, что практически я уже забыл про эти факты. И уж точно никогда не воспринимал их в виде последовательных сюжетов. Так, – какой-то калейдоскоп отрывочных событий, случайных совпадений… И вот вдруг оказалось, что они сами выстраиваются в моем сознании в четкую схему, имеющую некий подтекст.

Этот подтекст являлся по сути иррациональной, то есть, мнимой частью каждого сюжета, о чем никогда раньше я вообще не задумывался. Даже не подозревал о том, что за этими событиями стоит еще что-то другое. Но сейчас я чувствовал, что две эти части гармонично дополняют друг друга и невозможны одна без другой.

Сюжеты выстраивались передо мной с такой ясностью и полнотой, что мне оставалось просто записывать их. Они, что называется, неслись самотеком, будто поток, вырвавшийся из некой запруды.

Глупо было противиться этому напору – с такой энергией слова просились на бумагу. Я записывал их и удивлялся – неужели это происходило когда-то со мной, неужели я был свидетелем всех этих странных и загадочных событий, даже не подозревая о том, что за вереницей разрозненных совпадений скрываются пласты неких явлений?! Как такое вообще могло произойти?!

Не имея еще никаких конкретных планов, я просто записал эти истории, а затем расположил их в той последовательности, в которой они мне явились. Какое-то время уточнял сомнительные места по своим старым записям и по справочникам.

Долгое время я хранил эти наброски в ящике письменного стола, даже в мыслях не держа оформить их в виде книги. Ну, кого в наше время могут заинтересовать какие-то “диковины” Средней Азии?!

Однако вскоре произошли события, заставившие меня взглянуть новыми глазами на тексты, будто продиктованные или подсказанные мне из того ирреального мира, где легко извлекается корень квадратный из минус единицы. Я понял, что в действительности эти “диковины” касаются не только Средней Азии. Они имели более глобальный масштаб. Во всяком случае, некоторые из них.

И еще: многие истории, на первый взгляд, совершенно разноплановые, в действительности оказались тесно связанными друг с другом

В один из долгих зимних вечеров я выложил эти наброски перед собой и принялся выискивать в них обещанный ответ.

В этом разделе собраны истории, происходившие на территории Каракалпакии – одного из наименее заселенных и наиболее глубинных регионов бывшей единой страны. Средняя плотность населения не превышала здесь одного человека на квадратный километр. Но это в среднем. Фактически же почти всё население было сосредоточено вдоль берегов Амударьи и прилегающих каналов. За пределами этих оазисов лежал пустынный и пыльный, малоизученный край… Здесь в общей сложности я провел около года, забираясь порой в силу служебных обязанностей в самые глухие, неприспособленные для жизни уголки, где, казалось, само время застыло еще несколько веков назад. Однако же именно в этом пыльном краю я невольно прикоснулся к некоторым вещам, которые, быть может, относятся к тому же миру, что и иррациональные числа.

Через некоторое время после получения диплома инженера-электрика я оказался на должности мастера в Ташкентской механизированной колонне номер 71. Эта организация, являвшаяся подразделением треста “Средазэлектросетьстрой”, строила высоковольтные линии и подстанции в благодатном ташкентском регионе. Из всех среднеазиатских мехколонн 71-я считалась самой благополучной. Однако в силу каких-то необъяснимых причин к этому столичному учреждению был прикреплен удаленный каракалпакский участок, расположенный в городе Тахиа-Таше, за тысячу километров от Ташкента. По традиции туда посылали либо проштрафившихся прорабов, либо начинающих мастеров. Но всё равно прикомандированные ИТР всеми правдами и неправдами удирали оттуда при первой же подвернувшейся возможности. Мое заявление о приеме на работу давало возможность руководству мехколонны хотя бы на время заткнуть вечно зиявшую кадровую дыру.

И всё же моя покладистость немало озадачила начальника мехколонны – видавшего виды проницательного еврея Хейфеца. Возможно, он принял мое согласие (без малейшей попытки сопротивления!) за проявление романтизма, еще бытовавшего в ту историческую эпоху.

Полагаю, Хейфец не стал бы так удивляться, знай он о тех двух козырях, которые я держал в своем рукаве.

В Тахиа-Таше жила мать моей жены со своим вторым мужем – главным механиком крупного управления механизации. Вдвоем они занимали 3-комнатную квартиру (плюс огромная лоджия, на которой мы позднее жарили шашлыки) в лучшей части города и давно уже зазывали нас в гости. Таким образом, бытовые тяготы нам не грозили.

Но главный мой секрет, побудивший согласиться на “ссыльную” командировку, заключался в другом. За месяц до этого я получил повестку в военкомат, где мне сообщили, что нынешним летом на основании закона о всеобщей воинской обязанности я буду призван на службу в качестве офицера-двухгодичника. В тот период обстоятельства складывались так, что я сам желал именно такого поворота в своей начинающейся трудовой биографии. Я только предупредил военкома, что летом, скорее всего, буду находиться на объекте, далеко от Ташкента. На что военком бодро ответил, что волноваться не нужно. Как только придет приказ, они свяжутся с руководством мехколонны и под личную ответственность начальника обяжут отозвать меня в кратчайшие сроки, хотя бы даже я находился у черта на куличках. (“У черта на куличках” – это военком как в воду смотрел!).

Поскольку более поздний разговор с Хейфецем состоялся у меня накануне майских праздников, то никаких особых тревог относительно своего будущего я не испытывал. Поездка в Тахиа-Таш виделась мне своего рода увеселительной прогулкой. Почему бы и не прогуляться недельку-другую по новым местам, перед тем как надеть погоны? Заодно бабка с дедом познакомятся с внуком. Кроме того, в Каракалпакии на все виды заработков накручивался коэффициент 1,35, что тоже было совсем нелишне.

Вместе со своим семейством я прибыл в Тахиа-Таш 9-го мая. Лето, как говорится, было на носу. Я даже опасался, что за оставшиеся две-три недели не успею ознакомиться с местной экзотикой.

Но всё сложилось непредсказуемо.

Урок номер один (очень старый урок): в этом мире всё относительно.