– Зачем мне Ваша жизнь? – не понимала Тамара. – Если взамен её нельзя вернуть моих детей и супруга…

“Супруга?? Того самого мерзкого садиста?? На кой бес он тебе сдался? Не уважаешь ты себя, дорогуша!”, – ехидно протараторил внутренний голос, который женщина намеренно проигнорировала.

– Вы причиняете мне куда больше страданий тем, что даже не желаете слушать, – продолжил диалог некто Трофимов. – Этого Вы добиваетесь, да? Чтобы я мучился днями и ночами, мечтая о возможности спать спокойно…

– Что Ваши страдания в сравнении с моими? – презрительно кинула Климова.

– Сущие пустяки, – грустно ухмыльнувшись, прошептал мужчина и, понурив голову, ушёл прочь.

4

В этой жизни Матвея Желторотова раздражало не многое, и, как назло, одно редкое исключение шло в данный момент рядом с ним – Реджинальд Хант. Грёбаное говно на палочке, не иначе. И неужели этот замызганный коротышка, строящий из себя великого охотника и красноречивого психолога, в самом деле думал, что может тыкать Матвея носом в какое вздумается дерьмо только потому, что Желторотов младше? Как бы не так! Парень плевать хотел с самой высокой колокольни на грязную лысину Ханта и не собирался потворствовать его нахальству. Без разницы, как о Реджинальде отзывались другие. Хватало того, что он сам не доверял ему. Чего можно ждать от такого горделивого наглеца? Разве только какой подлости. Вообще, ни к кому до сих пор избегающий конфликтов Матвей не испытывал столь тошнотворной антипатии, как сейчас к Ханту. Желторотов был не в восторге от их с дядей спутника, чьё слово имело огромное влияние на Ткачёва, который, несомненно, испытывал глубокое уважение к Реджинальду и зачастую пытался казаться услужливым, тем самым нервируя Матвея, считавшего подобное поведение недостойным.

– А знаешь, птенец, из чего лепится настоящий мужик? – подало голос то самое говно на палочке, шагающее чуть впереди Желторотова.

– Из дешёвого сырья двух озабоченных индивидов, – усмехнулся Матвей и застегнул верхнюю пуговицу своего плаща-дождевика болотного цвета.

– В случае с тобой, походу, на дешевизну не скупились, – сверкнув золотым зубом, подколол Хант, чья лысина теперь скрывалась под банданой с меховой полоской по центру.

“Как же я хочу тебя пристрелить!” – подумал Желторотов, но, крепче сжав в руках старенькую потёртую двустволку ТОЗ-БМ шестнадцатого калибра, не стал накалять обстановку и в шутку сказал:

– Просто у меня родители экономисты.

– Так из чего, по-твоему, Реджи, лепится настоящий мужик? – вернул беседу в колею Игорь.

– Из нелёгких испытаний, – ответил Хант. – Они куют железный характер…

Трое охотников двигались по голым полям к горному хребту. Размытые очертания гребня сливались с обволокшими его низкими мутно-серыми облаками. Небо мрачнело. В довесок к этому усилились порывы ветра, вскоре помножившиеся перемешанным с мелким снегом дождём. Как назло такие канделябры погода начала вытворять сразу после того, как троица покинула хутор.

У каждого члена похода, помимо оружия, имелось по спальному мешку за спиной, а также по водружённому на плечи рюкзаку с различными жизненно необходимыми вещами. Матвей с заткнутой за пояс рогаткой пёр на себе самый ценный груз. В сумку парня навалили пищу, спички, алюминиевую посуду и армейский котелок. Его дядя Игорь, разодетый в ушанку с оттопыренными лопухами, тёплый заячий тулуп и охотничьи сапоги, тащил баул с палаткой. Фактически она была рассчитана на двоих, но на деле её вместимость равнялась количеству не желающих спать под звёздами людей. Ханту же досталась роль склада боеприпасов: закрытый патронаж на поясе мужчины располагал двадцатью четырьмя патронами, ещё пять нарезных патронов хранились в открытом патронаже на прикладе его новенького бокфлинта ИЖ-27М-1С двенадцатого калибра, а остальные запасы патронов находились в его пузатом рюкзаке, где также нашлось место складным сапёрным лопаткам и свёрнутому тенту.