– Имею честь еще раз выразить свою благодарность вашему преосвященству, – сказал аббат Морин.

Аббат Морин не успел выйти из кабинета, как Дюбуа стремительно направился к потайной двери и, открыв ее, закричал:

– Эй, господин ле Борньо! Ле Борньо!.. Подойдите!.. Теперь я к вашим услугам, господин ле Борньо!

Господин ле Борньо вошел. Его фамилия была прозвищем, потому что господин ле Борньо был кривой; но поспешим добавить, что его искривление не производило отталкивающего впечатления. У него не было одного глаза. Господин ле Борньо был очень молодой человек, небольшого роста, не красавец, но и не дурен собой. У него были полные щеки, укороченный нос, рыжие волосы, большой рот… Но несмотря на все это, он был не дурен, потому что во всех его чертах и в особенности в единственном открытом глазу светился недюжий ум.

Потайная дверь закрылась за ле Борньо и Дюбуа снова опустился в свое кресло.

– Я вас заставил ждать, господин ле Борньо? Вы соскучились, и я готов ручаться, что вы проклинали меня?

Господин ле Борньо поспешил отрицательно замотал головой.

– Я покорный и преданный слуга, господина министра, – возразил он тихо, – мой долг преклоняться перед его желаниями, не позволяя себе никогда, даже мысленно, никакого проявления нетерпения или гнева.

– Хорошо! – возразил «господин министр». – Покорный, преданный, терпеливый… и ловкий, сверх того… неутомимый… смелый, вы, без сомнения, перл агентов полиции и мне остается только благословлять господин д‘Аржансона, что он, ради меня, лишился содействия такого драгоценного осведомителя.

Хотя Дюбуа старался говорить серьёзно, но в его словах проглядывала насмешка5.

– И я тоже, – сказал ле Борньо, прижимая руку к сердцу, – благословляю каждый день господина д‘Аржансона за то, что он мои ничтожные качества направил в распоряжение вашего преосвященства, монсеньора министра.

Дюбуа прикусил губы. На его насмешку отвечали насмешкой.

– Довольно льстить, господин ле Борньо! – сказал он, быстро меняя тон как человек, которому надоело играть роль, не согласующуюся с его характером. – Как наши дела? Что нового?

– Ничего, ваше преосвященство.

– Как ничего!.. Опять ничего!.. Это удивительно!

– Верный исполнитель поручений вашего преосвященства, я вчера, как и позавчера, как все дни на протяжении прошедшего месяца неотступно слежу за каждым шагом графа де Горна и…

– И вы ничего не нашли в поступках и в поведении графа де Горна, что бы могло меня заинтересовать?

– Нет, ваше преосвященство. Для знатного лица граф де Горн ведет очень тихую, очень размеренную и лишенную всяких событий жизнь!.. Он встает рано, между девятью и десятью часами… Завтракает и едет верхом или в коляске на Кур-ла-Рейн, в Булонский лес или на бульвары; проводит, два или три часа у маркизы де Парабер; потом возвращается в свой особняк, где часто, – как я имел честь сообщить вашему преосвященству, – его посещает маркиза де Парабер. Вы, может, вспомните, ваше преосвященство, что я даже добавил, что когда маркиза де Парабер бывает у графа де Горна, она там остается до полуночи, а иногда и дольше… Во всяком случае, граф каждый раз сам провожает маркизу домой. Вот и все… К этому можно прибавить еще несколько вечеров, проведенных графом де Горн в опере, в «Комеди Франсез» или в «Комеди Итальен», конечно, в сопровождении маркизы де Парабер. Вот какую жизнь ведет граф де Горн в Париже, с тех пор, как я наблюдаю за ним, по приказанию вашего преосвященства.

– И это все?

– Все.

– Без исключения?

– Без исключения.

Дюбуа пристально смотрел на ле Борньо, предлагая ему эти вопросы; на первый ле Борньо ответил не колеблясь, а на второй – как будто что-то сдавило горло. В это время взгляд его преосвященства принял выражение, в котором нельзя было сомневаться! Ле Борньо все понял!.. Агент его обманывал и его преосвященство ждал только подтверждения своей догадки, чтоб уничтожить его, доказав его ложь.