– Что же дальше?

– И вот о чем буду просить ваше преосвященство: его императорское высочество, регент, любит искусство, – все знают, что он сам иногда занимается живописью и музыкой, – ценит таланты и покровительствует им.

– Правда, это иногда с ним случается. Что же вы желаете?

– Я бы хотел, чтобы ваше преосвященство показали как-нибудь его императорскому высочеству… маленькую картинку, которую мой друг, Жак Фойоль, закончил на прошлой неделе и которую ваш брат и еще несколько человек очень хвалили.

Сказав это, аббат Морин поставил на стул картон, развязал веревки и осторожно вынув, поставил перед Дюбуа маленький пейзаж – вид Сен-Клу, на берегу Сены. Эта картинка была замечательным произведением по точности рисунка и по колориту.

Дюбуа, взглянув на нее, прошептал:

– Это очень хорошо!.. Очень хорошо!.. Знаете ли, я ничего не понимаю в живописи, – сказал он, повернувшись к аббату Морину.

– Регент знает в этом толк!

– Правда!.. И вы желаете, чтоб ему показали картинку. Я понимаю!.. И покажу ему… Завтра или послезавтра.

– Заранее благодарю вас, ваше преосвященство.

– Допустим, что картинка понравится его, императорскому высочеству, что же вы предполагаете? Что он ее купит, не правда ли?

– Я надеюсь, ваше преосвященство.

– А ваш молодой друг, Жак Фойоль, продав картину регенту, может надеяться, что это привлечет многих покупателей и заказчиков в его мастерскую.

Аббат Морин утвердительно кивнул головой.

– Ну, хорошо! Решено, – весело продолжал Дюбуа, – завтра или послезавтра, мы покажем его высочеству картину вашего протеже, господин аббат, я вам обещаю. Это простая услуга, чёрт возьми! Мне было бы очень приятно, если бы все просители были настолько нетребовательны, как вы! Я пошлю нарочного к Жаку Фойолю, как только регент увидит картину и сообщу вам о его решении. Где он живет?

– В том же доме, где и я, ваше преосвященство, на набережной Театен, около особняка графа де Горна.

Дюбуа невольно вздрогнул, услыхав имя де Горна. Это имя способно было взволновать и господина и слугу.

– Да! – возразил он самым развязным тоном, – вы живете около особняка графа де Горна, господин аббат!.. Вы знакомы с вашим соседом?

– Да, ваше преосвященство, вот уже шесть недель как граф де Горн не пропускает и дня, чтобы не провести нескольких часов в мастерской Жака Фойоля.

– Вот как! Может быть Жак Фойоль дает уроки живописи графу де Горну?

– Нет, ваше преосвященство, нет. Но не от того, чтобы граф де Горн не любил живописи! Он сам хорошо рисует, и Жак думает, что если бы он продолжал заниматься…

– Наконец скажите мне, для чего он каждый день приходит к Жаку Фойолю.

– Как друг. Они случайно сблизились: они как-то вечером освободили от мошенников одну молодую девушку и её старую родственницу, с момента этой счастливой встречи им доставляет большое удовольствие видеть друг друга.

– Ха-ха-ха!

– Граф де Горн, кажется, уже давно подвержен тайным козням врагов!..

– Он вам рассказывал о своих несчастьях на родине и о причине его бегства во Францию?

– Очень кратко, ваше преосвященство. Очень кратко! Но ни я, ни Жак не просили его откровенничать на эту тему. Он умен, любезен, добр. Он страдал… И еще предчувствует страдания. Этого было достаточно, чтобы мы его хорошо приняли.

– Конечно! Конечно!

Тон, которым были сказаны эти слова, ясно доказывал, это мысли Дюбуа были весьма далеко.

Аббат Морин молча и неподвижно ждал несколько минут, пока министр вспомнит, что перед ним кто-то стоит.

– Хорошо, мой милый господин Морин, – сказал Дюбуа, выходя из задумчивости и любезным жестом отпуская посетителя, – что сказано, то сказано! Вы и господин Фойоль скоро будете извещены!.. До свидания!..