Любовь – искусный доктор. Не прошло четверти часа, как приехала маркиза де Парабер, и мигрень, на которую жаловался Антуан де Горн, сразу же прошла.

В то время, как мы проникли в комнату наших героев, они завершали утренний прием пищи. Завтрак был подан в спальне графа. Маркиза сидела рядом с ним.

– Лакомка! – весело сказала она, вытирая ему губы, кончиком тонкой салфетки. – Надеюсь, вы уже успели утолить свой голод?

– Не совсем!.. – возразил он.

– Еще!..

– Я все еще жду твоих поцелуев!

Она улыбнулась. Такой аппетит не извинителен. И она позволила его удовлетворить.

Он держал ее в своих объятиях. Её чудная голова лежала у него на груди.

Вдруг он отстранил ее, встал, подошел к камину и взял календарь.

– Что это такое? – спросила она, следя за ним глазами. – О чем вы думаете?

– Я думаю, что сегодня 20-е сентября, – сообщил он, задумчиво возвращаясь на свое место. – Ровно год тому назад, я убежал из тюрьмы замка де Верт, убив своих сторожей.

– Я рада… что у вас хватило мужества и ловкости вырваться из несправедливого и жестокого заточения!.. На настоящее слишком хорошо, зачем же вспоминать о печальном прошлом?

– Вы правы. Простите меня Мадлен. Рядом с вами я должен думать только об одном. Но вы знаете, это не моя вина… Я не всегда могу совладать с собой. Когда человек сходит с ума в нем навсегда, что-то такое остается.

Действительно, Антуан де Горн шесть месяцев был сумасшедшим и, как он сказал, в нем что-то такое осталось. Посреди разговора он вдруг обрывал себя и начинал говорить о совершенно других вещах. Маркиза де Парабер часто замечала, что из-за пустяков, при каком-нибудь воспоминании, кровь бросалась ему в голову и все путала.

– Что касается сумасшествия, – сказала маркиза, взяв руки своего любовника и смотря на него с нежностью, – я признаю и разделяю только одно… сумасшествие от любви!

Он снова горячо обнял ее.

– Так ты меня любишь, Мадлен! – сказал Антуан де Горн.

– А ты?

– Всей душой!

– Так же, как и я.

– А ты всегда будешь любить меня?

– А ты?

– Всегда, всегда!

– Так же, как и я.

– Дольше, чем всегда, чудная Мадлен!.. Дольше моей жизни я тебя буду любить, даже когда умру!..

– Что касается последнего, как бы я ни желала тебе нравиться, не могу быть такой постоянной, как ты!.. Я не знаю, что будет после смерти, и потому не могу ручаться.

– Отчего? Разве ты не согласна со мной, что когда любящие души оставят земную оболочку, встречаются в ином мире, чтобы снова любить?

– Пусть будет так! Но, ни я, ни ты не жаждем умереть, и желаем встретиться в ином мире, как можно позже, потому что мы счастливы на земле и не будем портить нашего счастья, беспокоясь о будущем!

Она завершила свою речь пламенным поцелуем.

– Гм! – прошептал он, задумчиво покачав головой. – Ты говоришь, что нам не надо заботиться о будущем, Мадлен! На самом деле, для тебя, по крайней мере, никогда не может быть тени беспокойства относительно некоторых требований жизни… Но для меня, к несчастью, все обстоит иначе!

– Некоторые требования жизни?.. Что ты хочешь сказать?

– Ничего! Это касается дел… презренных финансовых дел! Я очень сожалею, что надоел тебе этим разговором.

– Мне не может надоесть то, что интересует тебя. Говори, прошу тебя, Антуан. Какие денежные дела тебя беспокоят?

– Это то, что помешало мне спокойно спать прошлой ночью и отчего у меня сегодня мигрень. Ты знаешь, я приехал в Париж летом, чтобы получить свою часть наследства от моей тетки, принцессы д’Эпине.

– Да, и самую лучшую часть: во-первых, особняк, в котором ты живешь, потом, поместье в Пикардии и наконец, восемьсот или девятьсот тысяч ливров.