Похоже, на педсовет пришел первым. Войдя в пустой вестибюль, вдруг услышал голоса директора и завуча, которые раздавались откуда-то сверху, постепенно удаляясь.

Повинуясь интуиции, мгновенно влетел в кабинет директора. Он был пуст. А на директорском столе вдруг увидел какие-то листочки, заполненные бисерным директорским почерком, а рядом стопку наших “журналов”. Не раздумывая, сгреб все со стола, сунул за ремень под пиджак и осторожно вышел из кабинета. Теперь как можно быстрее из школы!

Стараясь не попасть в поле зрения дежурных, выскользнул на улицу и бегом бросился через дорогу на кладбище. Я летел, как на крыльях – нет больше никаких улик. Ничего с нами не сделают. Слова к делу не пришьешь. Добежал до склепа, где у нас с ребятами нашего двора был тайник, положил туда бумаги и помчался домой. Попал вовремя – мама уже спускалась с лестницы:

– А ты, почему не в школе? – удивилась она.

– Решил тебя подождать.

– А что такой мокрый?

– Да мячик с ребятами погонял.

– Его из школы выгоняют, а он мячик погонял. Сколько тебе лет, сынок? Зайди хоть в туалет, умойся, – сказала она.

Зашел в наш дворовый туалет, разогнал палкой крыс, умылся и насухо вытерся носовым платком. На душе впервые за целый месяц стало легче.

А вестибюль уже был полон. Стояли Костя с мамой и бабушкой, Витька с отцом и матерью. Отдельно от всех стояли Лешка с отцом-полковником. У Лешки под глазом синел огромный фингал. Отдельной кучкой стояли учителя старших классов.

Решил ничего не рассказывать ребятам. После того, как они сдали Костю, веры им не было. Да и на Костю все еще был обижен за стихи. Он сам подошел:

– Видел у Лешки фингал?

– Кто это его?

– Папаша выписал. Это, говорит, тебе за мое генеральское звание.

– Хватит с него и полковника, – рассмеялся я.

– Они еще смеются, – раздался откуда-то голос завуча, – Ну-ка все четверо в кабинет директора, – пригласила она.

– Кто из вас заходил в кабинет? – спросил директор.

– Когда? – резонно спросил Костя.

– Минут пятнадцать назад, – уточнил директор.

– Мы только что подошли с родителями, – удивленно ответил Костя.

– Точно?

– Спросите у родителей.

– Хорошо. Пригласите родителей, – попросил директор.

Родители вышли от директора минут через десять. Мне показалось, они радостно возбуждены.

– Вам повезло. Педсовет перенесли, – обрадовал полковник, и они с Лешкой тут же ушли.

Всей толпой вышли из школы и лишь на улице узнали, что накануне педсовета исчез доклад директора и все наши журналы. Подозревали кого-то из нас. Но, опросив родителей, пришли к выводу, что это сделал кто-то из сочувствующих учителей.

Мы не ходили в школу еще с неделю, после чего нас вызвали к директору, еще раз отругали и разрешили посещать занятия.

На ближайшем комсомольском собрании Костю освободили от должности секретаря комсомольской организации, а нам троим объявили по строгому выговору “за подпольную деятельность”.

– Ну, Костя, легче всех отделался. Освободился от нагрузки и стал рядовым комсомольцем. А нам еще строгачи искупать кровью, – пошутил я.

На следующий день Костя объявил о самороспуске общества вольных литераторов. Все журналы, которые Витька собрал по всей школе, торжественно сожгли во дворе школы – то было требование директора, как сказал Сотник.

Доклад директора по нашему вопросу и восемнадцать журналов, изъятых физиком, долгое время были у меня. Через пять лет, я отдал их Людочке. Она прочла все с большим интересом, как и мою “Программу КПСС”. В период обострения болезни она читала наш бред целыми днями и смеялась от души. Ей становилось легче.

После смерти любимой все наши труды попали в мою тумбочку в казарме, где были случайно обнаружены и переданы в особый отдел училища. Мое "дело" замял начальник курса, но бумаги так и не вернули. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.