– Вы уверены в этом? – спросил Герасимов. – Я лично – нет. Я читал первичный документ, в котором Рысс обещает говорить всю правду полиции, но не говорит ее.

– Этого быть не может. Он показал всю структуру своей организации. Вы не правы. Я убежден в искренности Рысса. Такого мнения и полковник Еремин.

– Если бы он хотел ее показать, он бы в первую очередь назвал явки, – парировал Герасимов. – А в его сообщении нет даже явок. Какая же это информация?

Трусевич стоял на своем и сомнению признания Рысса не подвергал. Он предупредил Герасимова, что департамент взял все это дело в свои руки, что пока им занимаются, арестов среди максималистов производить не следует, чтобы не спугнуть их, и что, если понадобится, их всех легко будет повязать.

Трусевич дал понять Герасимову, чтобы в это дело он больше не встревал.

Герасимов обо всем доложил министру.

– Не расстраивайтесь, Александр Васильевич. Надо же и департаменту поработать. Если Трусевич считает, что обезвредит максималистов, то пусть этим и займется. Посмотрим, справится ли. Если нет, мы ему поможем.

Через несколько дней «максималисты», которые, по словам Трусевича, находились у него в кармане, вылезли из кармана директора Департамента полиции и устроили взрыв на даче Столыпина.

На развалинах дачи и произошел новый разговор Герасимова и Трусевича по поводу «максималистов». Место было неподходящее, но значения это не имело. Оба прибыли на дачу на Аптекарском острове по сигналу тревоги.

Трусевич бормотал, глядя на развалины и трупы:

– Уверен, что к этому «максималисты» никакого отношения не имеют. Иначе бы Рысс предупредил нас. Это, вероятно, дело рук эсеров.

А Герасимов защищал эсеров, о которых имел подробную информацию от своих агентов. Тогда Трусевич стал сваливать вину на другую группу, на польских социалистов.

– Нет, нет, – возражал Герасимов. – Польских социалистов, по моим данным, в городе нет. Я все же склоняюсь к предположению, что это действия «максималистов», они ведь намеревались организовать акцию. Вот и организовали.

То, что прав Герасимов, а не Трусевич, подтвердили сами «максималисты», выпустившие листовку. Они взяли на себя организацию взрыва на даче премьера.

После этого состоялось объяснение двух высших чинов. Вернувшись к прежней теме, жандарм поставил под сомнение искренность нового агента, о котором было столько разговоров: о подготовке взрыва на Аптекарском острове тот не предупредил.

– Он себя еще покажет, – успокаивал собеседника Трусевич. – А молчал он, между прочим, оттого, что в городе его в эти дни не было. К тому же в Петербурге он недавно, не все связи еще наладил.

– Почему вы так предвзято относитесь к Трусевичу? – поинтересовался как-то Столыпин у Герасимова.

– Он считает себя знатоком разыскного дела, но, к сожалению, таковым не является. Слишком самонадеян – не принимает советов. Страшно болтлив – в дамском обществе или за карточным столом позволяет себе щегольнуть своей осведомленностью. Все это не к лицу директору такого департамента.

– И вы решили…

– Да, я решил не сообщать ему секретов своего отделения, так будет благоразумнее.

Побеседовав с Трусевичем, Столыпин вернулся к разговору о новом агенте.

– Александр Васильевич, как вы полагаете, может ли этот Рысс иметь информацию о делах максималистского центра?

– Считаю, что может, – ответил Герасимов, – насколько верны мои источники. Но вопрос в другом: захочет ли он освещать работу центра? Я лично не уверен в этом. Я его не знаю, у меня никаких непосредственных впечатлений на сей счет нет. Суждениям же Максимилиана Ивановича я не особенно доверяю. В отличие от социал-революционеров «максималисты» быстры, подвижны, действуют короткими ударами без длительной подготовки. Поэтому чрезвычайно важно их взять, как только мы нападем на их след. Мнение Трусевича, однако, иное, он препятствует арестам, что может вызвать роковые последствия.