Корчащийся в муках поросенок умирает от отравления гусиным паштетом, и она находит его скрюченное, остывшее тельце. А тут мама вспоминает, что поросенка купил папа, чтобы подарить их общему другу – зоологу, страстному любителю поросят, что поросенок очень ценный, чуть ли не единственный в своем роде! Ну и что, что паштет свежайший! Может, поросятам вообще противопоказан гусиный паштет? Может, у них, или конкретно именно у этого на него аллергия?

В другом видении на террасе Виктошу подстерегает ужасное чудовище: огромная гусиная печень с куриными ногами, грустными поросячьими глазами и мышиным хвостом (ведь никто точно не знает, что там могло попасть в баночку со звучным наименованием «Гусиный паштет»!)

О других картинах и вспоминать не хотелось: случайно проглоченная поросенком щепка от топчана – и крыша их террасы разлетается под напором растущей кроны огромного дерева; сжеванный кусочек покрывала – и вот на террасе голубеют цветы льна; а вдруг ему окажется по вкусу какой-нибудь винтик или шурупчик (под топчаном как раз находится Андрейкин секретный склад этого барахла) – и – ку-ку, прощай, дом! – они приезжают, а вместо дома залежи горной руды.

Короче, можно себе представить, в каком состоянии Виктоша наконец добралась до коттеджного поселка.

Она даже немного удивилась, увидев, что дом стоит целый и невредимый. И сад тоже. И сарай. И гараж. Террасы, к сожалению, от калитки видно не было, так что Виктоше пришлось набраться терпения и подождать, пока мама уложит Андрейку, пожелает им обоим спокойной ночи и уйдет к себе на второй этаж.

Виктоша выждала еще какое-то время и тихонько выскользнула из-под одеяла. В доме было тихо. Мама либо спала, либо читала – в любом случае, если не шуметь, она вряд ли спуститься за чем-нибудь вниз.

Виктоша осторожно прокралась в столовую, прикрыла за собой дверь и на цыпочках подобралась к двери на террасу. Дверь, по крайней мере, выглядела вполне обычно да и та часть террасы, которую можно было увидеть в темноте через стеклянную дверь, тоже ничем не отличалась от той, что была здесь всегда. Виктоша поежилась то ли от страха, то ли от холода и осторожно взялась за ручку двери. Сердце бешено стучало в груди, и Виктоше казалось, что его удары разносятся по всему дому. Она решила успокоиться. Отошла на шаг от двери и опустила руки. «Раз, два, три, четыре – вдох! – скомандовала она себе. – Раз, два, три, четыре – выдох!.. Я спокойна и ничего не боюсь…» Но сердце никак не хотело верить ее словам и продолжало отбивать тревожную дробь: «Тук, тук-тук, тук-тук…» Виктоша зажмурилась, сделала шаг вперед, нащупала ручку и рывком открыла дверь.

Ее обдало холодом. Где-то в лесу перекликались ночные птицы. Ветер трепал верхушки деревьев в саду, и они шуршали и стучали по крыше террасы. С ветки сорвалось и плюхнулось в траву яблоко.

Виктоша открыла один глаз – различила в темноте стол, за ним окно, а слева дверь в сад, открыла другой глаз – топчан, сквозь шторы на окнах слабо пробивается лунный свет, и в углу, на топчане какая-то серая, бесформенная, неподвижная масса. Вот она зашевелилась, и откуда-то прямо из середины, злобно зашипев, к Виктоше кинулась длинная змея с треугольной головой. Виктоша отпрянула и двумя руками зажала себе рот, стараясь заглушить рвущийся крик.

Змея больше не шипела и не атаковала. Она как будто застыла в воздухе, слегка покачиваясь на своем хвосте. Виктоша протянула правую руку и нащупала на стене выключатель. Вспыхнул свет. Виктоша опустилась на топчан и перевела дух.

То, что она приняла за змею, было шеей и головой толстой серой гусыни – почему именно гусыни, а не гуся Виктоша никогда не смогла бы объяснить, она просто почувствовала это и все. Несколько секунд гусыня и девочка заинтересованно разглядывали друг друга. Потом гусыня зашевелилась, встала на свои короткие черные разлапистые ноги и расправила крылья. При каждом движении с нее слетала какая-то серая пыль, и сыпались какие-то разнокалиберные листочки. У Виктоши защекотало в носу.