От этого вкрадчивого шантажа у Нила глаза на лоб полезли, уголок рта нервно задергался. Кажется, он только что понял, какую занозу на свою задницу приобрел.
— Я не разгильдяйствую, — так же ядовито и сладко, в тон ей ответил Кит, заводясь. — И с учебой у меня все отлично, я один из лучших студентов академии! А вино я буду попивать с дружками без вашего присутствия, так что вы этого не увидите и потому не научитесь у меня ничему плохому!
— Нет— нет, господин опекун, — не сдавалась ласковая и опасная Аннет. — Я теперь от вас ни на шаг не отстану!
— Отстанете, — не уступал ей язвительный Кит. — Еще как отстанете! У вас будет своя комната для занятий и отдыха, да что там комната — девушки живут отдельно от молодых людей, в разных зданиях! Так что видеться мы с вами будем очень редко!
— Вот как, — пела ужасно вкрадчивым и ужасно противным голосом Аннет. — Но вы же мой опекун! Можно, я стану называть вас «папа»? Разве можно разлучать ребенка с родителем? Я бы засыпала под вашим одеялком, а вы бы грели мне озябшие ножки… папа.
Внезапно Кит стремительно шагнул к девушке, и она, отпрянув от него, очутилась плотно прижатая к каменной холодной стене. А ее молодой опекун, упершись ладонью в стену, навис над ней.
В его темных глазах танцевали искры смеха, и еще какое— то непонятное девушке чувство, то ли изумление, то ли интерес, словно она была каким— то чудом, а Кит только сейчас заметил это и теперь пристально и с любопытством рассматривает ее.
— Я правильно понял, — тихо— тихо, словно кто— то мог услышать их разговор, — вы хотите забраться в мою постель, Аннет?
— Я, — пробормотала Аннет, понимая, что заигралась и сболтнула лишнего, — я не это имела в виду… то есть…
— Не это? А что? И это — это что? Что вы имеете в виду? О чем это вы размечтались глядя на меня?
— Даже и не надейтесь, — храбро выпалила Аннет. — Вы мне не нравитесь! Вы на самом деле чуть симпатичнее Рыбоглаза, и то потому, что у вас костюм новый! Но вам, чтобы очаровать девушку, надо как следует постараться!
— Да— а?!
Кит склонился еще ниже, вводя девушку в ступор и заставляя ее гореть от стыда.
Казалось, он размышляет, поцеловать ли ее; его нос почти касался ее носа, губы — ее губ. Аннет казалась, что она ощущает даже его улыбку; и девушка все крепче вжималась в спасительную каменную кладку, стараясь изо всех сил отвернуть лицо от Кита.
Но он словно нарочно преследовал ее. Его дыхание обжигало ее губы, тихий смех преследовал, и Аннет, обмирая от страха и стыда, понимала, что вывернуться из— под его руки ей не удастся. Кит не делал каких— то угрожающих движений, но она помнила, как он без труда обчистил и Барбариса, и ее саму. Так что поймает и удержит, если ему надо будет…
А Аннет вдруг до смерти захотелось, чтобы Кит не трогал ее.
Не касался ни единым пальцем.
И его ладонь, та, что спокойно лежала на камнях, пусть бы и лежала там дальше.
«Если он коснется меня хоть пальцем, я умру! — в панике подумала Аннет. — У меня просто сердце разорвется! Просто разорвется!»
И, главное, с чего бы ей так волноваться?!
Но близость Кита опьянила ее, выбила из колеи.
Внимательные карие глаза молодого человека, казалось бы, смеющиеся и веселые, на самом деле были полны такой ласковой нежности и грусти, что Аннет хотелось разрыдаться, обнять ладонями его лицо и целовать его, целовать, пока потаенная тоска на дне его глаз не растаяла бы.
Ноги девушки подгибались, она чувствовала, как сползает по стене, оглушенная и ослепленная его улыбкой, его доступностью, его теплом. И Аннет упала бы, и не только на пол, но и в обморок, если б Кит не подхватил ее и не встряхнул, приводя в чувства.