– Если не возражаешь, Жолли, я хотела бы убедиться, насколько хороши в любовных утехах солдаты, вернувшиеся с войны, – сказала мне женщина хрипловатым от возбуждения голосом.

В тот день я стоял на западной стене. Это самое спокойное место в замке. Стена выходит на обрывистый склон, по которому взобраться вверх почти невозможно. Однако часовой стоит и здесь. Разумно, ведь беда может подойти с любой стороны. Я прохаживался по парапету, мурлыкая себе под нос старую солдатскую песенку. Голоса внизу заставили заглянуть во двор. Прямо подо мной находился сад. Правда, назвать его садом можно было с натяжкой. Всего-то несколько фруктовых деревьев да густые кусты роз, между которыми были протянуты тропинки, посыпанные песком. В середине сада возле маленького бассейна стояли скамьи. На одной из трех сейчас сидели две девушки. Сверху я видел их спины и непокрытые головы. Понятно, что в повседневной жизни при отсутствии гостей многие правила не соблюдались, и женщины-дворянки могли ходить с непокрытой головой. Но говорили не они. Со стороны донжона к ним шла Габриэлла, а за ней, в трех шагах позади, семенила камеристка Меик, обычно смешливая и игривая девушка. Сейчас она терпеливо выслушивала громогласную речь хозяйки, время от времени вставляя высоким испуганным голоском:

– Да, госпожа! Хорошо, госпожа! Простите меня, госпожа!

Голос же Габриэллы в этот момент никто не назвал бы медовым. Нет, он был визгливым и неприятным. До сих пор мне не пришлось быть свидетелем подобного поведения жены рыцаря, и я с интересом прислушивался к эпитетам, которыми она награждала малютку Меик. Наслушавшись вдоволь, я хотел отойти, но тут Габриэлла подошла к девушкам, одна из которых торопливо поднялась со скамьи, а другая продолжала сидеть. Вставшая, а это была служанка, сразу же отошла к Меик, и обе встали с другой стороны фонтана. Наверное, Габриэлла не хотела, чтобы они слушали разговор. Вот теперь госпожа де Фруссар заговорила тихо, и я ее не слышал. А мне очень хотелось послушать. Я даже лег на камни и осторожно высунул голову, рискуя, что мои странные действия увидит часовой с противоположной стены. Тщетно! До меня долетали какие-то обрывки фраз, не позволяющие понять их смысл. Ясно было лишь то, что разговор этот неприятный. Наблюдая за дамами, я предположил, что они обмениваются колкостями и, если судить по жестам, готовы вцепиться друг в друга. Чем же сестра рыцаря так досадила его жене? Габриэлла стояла ко мне лицом, и я видел сверху, как оно покраснело. Вот она размахнулась, точно хотела дать Элинор пощечину. Не получилось. Девушка первой толкнула женщину в грудь. Габриэлла поневоле отступила на шаг назад. Ее рот широко раскрылся. Опомнившись, она первым делом огляделась по сторонам, причем взглянула и наверх, на стену. Но я вовремя понял ее намерение и успел спрятаться. Когда же я вновь выглянул, то увидел, как Габриэлла идет к бассейну, высоко держа голову. Звонкая оплеуха, доставшаяся Меик, показала всю силу ее гнева. Госпожа де Фруссар покинула сад, а служанка вернулась к Элинор. Они пробыли в саду еще с четверть часа, после чего тоже ушли. Мне же было о чем подумать. Кажется, отношения между Габриэллой и Элинор далеки от родственных. Конечно, их можно объяснить хотя бы тем, что при будущем замужестве сестры брат должен будет отдать мужу земли, которыми сейчас пользуется как ее опекун. Но я был склонен думать, что дело здесь совсем в другом и вовсе не связано с родственными отношениями. Мне же захотелось познакомиться с Элинор. Беда в том, что осуществить свое намерение мне было ох как не просто. Кастелян установил среди нас строгие порядки. И у меня было мало свободного времени даже для того, чтобы болтаться по замку без дела. Я терпеливо ждал, когда представится случай. Каждое утро Элинор гуляла в саду по часу и более. Оставалось только найти подходящий случай для знакомства. И вот однажды господа де Фруссары отправились на прогулку. Утром им оседлали лошадей, и кавалькада, состоящая из рыцаря, его жены, пажа, служанки, Жиля Пуле и Юбера, молоденького стражника с миловидным лицом, выехала из замка. Я был среди тех, кто отдыхал после ночного дежурства, и понял, что мне предоставляется шанс, не использовать который было бы глупо. Укрывшись в часовне, я сделал вид, что погружен в молитвы, а сам ждал, когда Элинор выйдет в сад. Однако посидеть в одиночестве мне долго не удалось, потому что появился капеллан. Отец Жером до того не питал большого желания разговаривать со мной, подчеркивая свое положение, и ограничивался наложением благословения. Сегодня, как назло, он решил изменить обычную практику.