– Нет, мессир. Сначала в городской школе в Луре. А потом в университете в Эрфурте.

– Ты был школяром?! И знаешь латынь?

– Да, мессир. Читаю и пишу на ней. Я закончил факультет свободных искусств.

– То-то я смотрю, твои манеры и обхождение не похожи на солдатские. Как же так вышло, что вместо лекций или заседаний в парламенте11 ты оказался на полях сражений?

– Судьба, господин. Мои родители скончались от мора, когда мне не исполнилось и девятнадцати. Денег для обучения не стало, а заниматься преподаванием, что давало бы приработок, разрешалось лишь с двадцати лет. Помыкался я, помыкался, был в услужении, составлял прошения, писал частные письма и едва не умер от голода. Плюнул тогда на всю свою ученость, да и завербовался в солдаты.

– И тебе ни разу не захотелось вернуться к прежним занятиям?

– Нет, господин. Мечом я владею не хуже, чем пером. И пока идет война, первое умение будет цениться выше второго.

– Хорошо сказано. Мне самому признаться, чтение пригодилось в десять раз меньше, чем фехтование. А сколько раз последнее спасало жизнь. Гийом, возьми сержанта и отведи его в казарму. Расскажи все, что ему положено знать. Выдай оружие и все необходимое. Покажи коня. Пусть поест и отдохнет. Сегодня его не трогай, а завтра он приступает к службе. Все.

Ступайте оба.

Мы поклонились и вышли.

Казарма в замке не имела многих отличий от подобного рода помещений, в которых мне приходилось бывать прежде. Это была большая комната, примыкающая к оружейной с одной стороны и кухне с другой. В ней размещалось десятка два железных кроватей. На одних лежали постели, другие же были свободны. Гийом сказал мне, что гарнизон составляли одиннадцать солдат. Со мной будет двенадцать. Я не был удивлен этим обстоятельством. Стража в замках зачастую была малочисленна. Неприступные стены и башни давали возможность обороняться небольшими силами и решали продовольственный вопрос во время осады. Сейчас в казарме никого, кроме нас не было. Все находились при деле. Кастелян показал на пустующую кровать в углу.

– Будешь спать здесь.

Он уселся на соседнюю и стал объяснять мне мои обязанности и полномочия. Я выслушал все, не высказывая недовольства тем обстоятельством, что ничего нового начальник мне не открыл. Я должен был ходить в караулы, стоять на часах и участвовать в обязательных тренировках. Мне лишь вспомнились слова Шарлеманя о том, что после службы у герцога всякая иная покажется не в пример легче. Закончив, Гийом осведомился, будут ли у меня вопросы.

– Вроде бы все понятно. Хотел лишь поинтересоваться, есть ли поблизости бордель?

– Нет, – хмуро ответил кастелян¸ – Потаскух и без того хватает. Но будь осторожен, не подцепи дурную болезнь. А теперь пойдем на конюшню, познакомишься с конем. Оставь свои пожитки на кровати. У нас не воруют.

Конь мне понравился. Это был пегий жеребец в годах, привыкший к седлу. К сожалению, у меня не было с собой ничего съестного, и я только погладил его по шее. Я спросил, как его зовут. Гийом пожал плечами.

– У него нет прозвища. Пегий. И все. Он сменил не одного хозяина. Ты тоже можешь не задержаться.

Я мог бы возразить кастеляну, что с конем нужно дружить, но не стал ничего говорить. Было заметно, что я не всем в замке пришелся по нраву.

– Что ж, солдат, коли ты налюбовался конем, я отведу тебя на кухню. И после того, как поешь, можешь отдохнуть. Тебе принесут одежду, примеришь. Если что не так, портниха подошьет.

На кухне хозяйничала озорная женщина лет за тридцать. У нее было довольно приятное лицо, раскрасневшееся у очага, и сдобная фигура. Она покрикивала на двух своих помощниц помоложе и вовсю гремела горшками. Двое слуг, совсем мальчишки, лет по двенадцать, с унылым видом носили дрова и воду со двора. Им тоже досталось за неповоротливость.