– Сколько тебе лет? И давно ли ты служишь?

– Двадцать девять. В армии я одиннадцатый год. Служил арбалетчиком в войске герцога Бургундского, а последние четыре года – сержантом.

– А был ли ты при Отэ10?

– Так точно, Ваша милость. Мне пришлось поучаствовать в том сражении. При атаке льежцев я получил мечом по голове и едва не отдал Богу душу. Вот этот шрам на лбу, господин. Память с того дня.

– Ладно. На какое жалованье ты рассчитываешь?

– Полагаю, что солдат с моим опытом может надеяться на четыре денье в день.

– Четыре денье? Ты случайно не перепутал мой замок с герцогским монетным двором, сержант? Я деньги не печатаю. Мои условия таковы: еда и питье вдоволь. И два денье в день. Коня, обмундирование и снаряжение получаешь от меня. Порчу имущества вычту из платы. Договор заключим на год. Если ты мне подойдешь, тогда можешь надеяться на постоянную службу. Твоим единственным начальником, кроме меня, будет кастелян, так как капитана в моем замке нет. Слушаться его беспрекословно. Он объяснит тебе правила и расскажет о твоих обязанностях. Телесные наказания у меня в гарнизоне применяются только за воровство. За остальные проступки – тюремное заключение. Если согласен, то по рукам. Что скажешь?

– Вынужден согласиться, господин. Мне выбирать особо не приходится, а условия приемлемые.

– Отлично! Что ж, забирай свое добро и пойдем в башню. Гийом, будь добр, распорядись, пусть отец Жером принесет в зал лист бумаги и чернила. Капеллан напишет договор, впишет в него твое имя и прочтет вслух, чтобы ты знал, что подписываешь, а вместо подписи подойдет и крест. И еще, ты показал свое искусство, но главная проверка будет в настоящем бою. После него я решу, могу ли тебе доверять. Если ты ее не пройдешь, я порву наш договор и выгоню тебя вон.

– Справедливо, господин.

Мы вернулись в зал и стали ожидать священника. Он появился почти сразу.

– А вот и святой отец, – рыцарь махнул ему рукой. – Отче, я беру на службу нового солдата. Надо сделать запись договора. Повтори еще раз, как тебя зовут.

– Клод-Франсуа Малон.

Капеллан, исполнявший, как обычно и бывает, должность секретаря, кряхтя, уселся за стол и стал царапать гусиным пером по серому листу бумаги. От усердия он высунул измазанный чернилами язык. Насколько мне было видно со своего места, дело с написанием букв продвигалось медленно, с ошибками и многочисленными помарками. Сам святой отец, весьма цветущий мужчина, чуть старше моих лет, в черной сутане, не скрывающей округлого живота, видимо, не слишком усердно учился письму. И секретарские обязанности доставляли ему немало хлопот. Он провозился с двумя строчками не менее получаса, пока не поставил последнюю точку. Посыпав песком на листок, капеллан собрался начать чтение, широко открыв рот, но я остановил его.

– Не стоит утруждать себя, святой отец. Я умею читать и могу сделать это сам.

Изумление, вызванное моими словами, было почти всеобщим. Исключение составлял один кастелян, принявший мое объяснение как должное. Он как-то по-особенному посмотрел на меня. Отец Жером сунул мне в руки лист, и я громко прочитал текст договора, после чего поставил внизу свою подпись.

– Так ты грамотный человек, Малон! – радостно воскликнул рыцарь. – Признаться, кроме жены, моего пажа и отца Жерома в замке не найдется грамотеев. Меня самого учили чтению и письму, но впрок эти премудрости мне не пошли. Что написано, я с грехом пополам еще разберу, а писать уж увольте. Хорошо, что подпись ставлю.

Де Фруссар весело рассмеялся.

– Ох, немало розог всыпали мне святые отцы из соседнего монастыря, дабы вдолбить латынь, а все без толку. В тринадцать я стал пажом при дворе моего сюзерена. На том мои ученые занятия и закончились. Ну а спустя два года я уже был оруженосцем и таскал за графом щит. А ты где обучался? Тоже в монастыре?