– Сам почему отмашку не дал? Я ведь наделила тебя необходимыми полномочиями.

– С чего-то же надо начинать рабочий день, верно?

– Смирнов, – сузила глаза Вертиго. – Не вертись. Сами чего наваяли?

– Неблагонадежный же. Да и странно, что Система в такой мелочи сбой дала. Может, есть еще что-то. Поглядите вы. Не рискну я с ним.

– Ладно, – сказала Вертиго. – Еще научишься. Надо увереннее быть, активнее!

Лифт качнулся, и Вертиго, почувствовав очередной рвотный позыв, поднесла руку ко рту. Смирнов зашуршал в кармане припасенным на этот случай пакетом.

– Не надо. Нормально все.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Нормально. – Вертиго стало жарко. Если щеки Смирнова пылали, как неоновая вывеска в темном переулке, когда он испытывал неловкость, то Вертиго начинала потеть. Она поймала себя на мысли, что никак не привыкнет к нему, к Управлению, к этим мобилям, лифтам – да всему в городе. Порой ей казалось, что сам воздух Излучинска подтравливает ее изо дня в день.

Смирнов вот и теперь раскраснелся. Его губы чуть подрагивали, словно он все не решался задать какой-то вопрос. Слишком много раздумывает о субординации, несмотря на все эти годы, что они работают вместе. Лифт остановился – Вертиго это почувствовала, по тому, как все ее внутренности подобрались. Когда двери лифта раскрылись, она шагнула в просторные залы самого верхнего этажа Башни – отдел расследований.

Она старалась выбивать каблуками бодрый, уверенный ритм, который бы сразу разнесся по всем отделам. Да, год от года в Управлении работало все меньше людей – их постепенно замещали искуственным интеллектом и тонко настроенными алгоритмами – но для тех, кто остался в строю, этот ритм должен был напоминать о присутствии начальства. Начальства, которое вполне еще может дать порядочный нагоняй, если кто вздумает прохлаждаться на рабочем месте.

Едва Смирнов завел Вертиго в приемную, ее взгляд наткнулся на темный силуэт на белом фоне пасмурного неба, открывавшегося через панорамное окно. Знакомый силуэт. Мужчина в темно-сером костюме, стоявший у окна и задумчиво глядевший в затянутую белой пеленой даль, тотчас обернулся на звук шагов.