Чего-чего, а энергии и упрямства Валерке не занимать. Когда он не смог пробить на Научном совете Проекта включение этой темы в программу экспедиции, то решил добиваться своего обходными путями – убедил Волынова рассчитать второй прыжок так, чтобы «Заря» вывалилась из подпространства в строго определённом районе Пояса. А потом – постарался замаскировать поиски нового «обруча» под испытание методов тахионной локации, разработанных специально для экспедиции в Ливерморской лаборатории. Первое особого труда не составило – во время прошлого рейса «Заря» двигалась примерно тем же маршрутом, и такой выбор существенно упрощал работу Юльки, программировавшей тахионные торпеды. Что до второго, то скрыть свои нелегальные эксперименты Валера в итоге не смог и теперь вынужден оправдывался перед судом присяжных, состоящих из нас пятерых – четверых, если считать Юльку за свидетеля и привлечённого эксперта…

Почему я сказал, что Валеркины поиски напрямую касаются каждого из нас? Дело в том, что получив устойчивый пеленг на гипотетический «обруч», он собирался убедить Волынова сделать ещё один незапланированный прыжок – желательно, к точке над плоскостью эклиптики, после чего, взяв ещё один пеленг, поставить всех перед фактом. Расчёт верный: никто на борту «Зари» не станет возражать, когда узнает, что один из кусочков мозаики, скрывающей тайны «звёздных обручей» где-то рядом, и стоит только руку протянуть, чтобы добраться до него. И наоборот – если пренебречь полученными данными, утешив себя тем, что всегда можно вернуться и повторить наблюдения, можно навсегда упустить этот шанс. То, что удалось с первого раза взять нужный пеленг, объяснял Валера, иначе как чудом не назовёшь: шанс даже не «один на миллион» – один на миллиард, как в сказочке про одноногого пришельца из «Стажёров», и без привязки к надёжным ориентирам вроде крупных астероидов или радиомаяков на повторную удачу рассчитывать не стоит…

Я слушал его сбивчивую речь и с ужасом вспоминал эпизод, когда Юрковский, увидав в глубине Колец Сатурна серебристого паука, несомненное творение пришельцев, кричит на безответного Крутикова требуя, чтобы тот бросил космоскаф в мешанину каменных обломков, навстречу верной гибели.

«…Миша, – хрипло зашептал Юрковский. – Я тебе не прощу никогда в жизни, Миша… Я забуду, что ты был моим другом, Миша… Я забуду, что мы были вместе на Голконде… Миша, это же смысл моей жизни, пойми… Я ждал этого всю жизнь… Я верил в это… Это Пришельцы, Миша…»

Почему, спросите с ужасом? Да потому, что я ему поверил. Безоговорочно, сразу, настолько, что готов был требовать, уговаривать, связываться с Землёй, несмотря на значительную задержку по времени, даже угнать прицепленный к «Заре» грузовик – лишь бы Валера смог довести задуманное до конца…

Стоп, это уже ни в какие ворота… Я помотал головой, отгоняя наваждение прочь. Помогло.

– Наверное, надо что-то делать? идти к Волынову? – неуверенно предложил Середа. – Нельзя же, в самом деле, упускать такой шанс! А вдруг там действительно…

Я едва не выругался. Ни тени сомнения в Валеркиных словах – и это у Витьки-то, с его устоявшейся репутацией скептика! Да, похоже, энтузиазм Леднёва заразен по- настоящему. Нет, судари мои, так дело не пойдёт – энтузиазм энтузиазмом, но надо ведь и голову иметь на плечах!

Я шумно втянул ноздрями воздух, задержал дыхание – и не дышал, пока все, даже Валерка, умолкли, уставившись на мою побагровевшую от прилива крови физиономию с выпученными, словно у глубоководной рыбы, глазами.

– Лёш, что с тобой? – осторожно спросила Юлька. – Ты плохо себя чувствуешь?