Она прыгнула в серебристую пелену. Ощущение было не погружением, а *разрывом*. Как будто ее вырвали из теплой ванны и бросили в ледяную бурю. Свет, боль, вихрь…

Джессика рухнула на пол архива в реальной библиотеке. Воздух снова пах пылью, старыми книгами, болью и страхом. Рядом сидела реальная Мэг. Она смотрела на Джессику своими пустыми глазами, но в них, казалось, мелькнул проблеск… чего-то? Узнавания? Вопроса? Ее рука непроизвольно касалась черной метки на щеке, которая пульсировала тревожным светом. Алиса стонала во сне.

На полу перед Джессикой лежал лист пергамента с чертежом Зеркала Элизий. Но теперь по нему ползли черные, маслянистые прожилки, как ядовитые корни. Идеальный мир был не просто иллюзией. Он был ловушкой Анкары, его последней, отчаянной попыткой убрать Джессику с пути, пока он готовил свой главный удар – через душу Мэг. Искушение было преодолено. Цена осознана.

Джессика поднялась. Боль в ладони утихла, оставив онемение. Она подошла к Мэг, опустилась перед ней на колени и осторожно взяла ее холодные руки.

– Я вернулась, – сказала она тихо, но твердо. – И я не оставлю тебя. Ни с ним. Ни с пустотой. Мы боремся. *Вместе*.

Мэг медленно моргнула. Слеза скатилась по ее щеке, смешавшись с тенью черной метки. Она не сказала ничего. Но ее пальцы слабо сжали руки Джессики в ответ. Это было достаточно. Закат приближался. Время иллюзий закончилось. Начиналась настоящая битва за душу.

Тишина архива сгустилась после слов Джессики. Сжатие пальцев Мэг было слабым, мимолетным – тень рефлекса, а не осознанного жеста. Но для Джессики это стало якорем. Она *почувствовала* эту хрупкую нить связи, протянутую через бездну опустошения. Пустота в глазах подруги все еще была ледяной и бездонной, но где-то в самых глубинах, под слоями украденной памяти, теплился испуганный, потерянный осколок *её* Мэг.

– Мы боремся, – повторила Джессика, глядя прямо в эти мутные глаза. – За твои воспоминания. За твой дом. За все.

Черная метка на щеке Мэг ответила резкой пульсацией. Багровый свет на миг озарил скулу, отбрасывая зловещие блики на стеллажи. Мэг вскрикнула – коротко, бесформенно, как раненое животное, – и рванула руку от Джессики. Она прижала ладони к вискам, закачалась.

– Г-голос… – прохрипела она, глаза закатившись. – Холодный… в голове… Говорит… *Пустота удобна… Пустота – чистота… Заполню тебя… Светом? Тьмой? Всем…* —

Джессика вскочила. Анкара. Он использовал метку как микрофон, как иглу, введенную прямо в сознание Мэг. Его голос, скользкий и металлический, звучал не в ушах, а *внутри* самой Джессики, передаваясь через ту самую хрупкую нить, что только что была надеждой. Он искушал Мэг не силой, не угрозами – обещанием *заполнить* эту ужасающую пустоту, оставшуюся после жертвы. Любой ценой. Любым содержимым.

– Не слушай его, Мэг! – Джессика схватила плечи подруги, тряся, пытаясь достучаться. – Это ложь! Он хочет занять твое место! Стать тобой! Твоя боль – твоя! Твои воспоминания – твои! Мы вернем их! Не дай ему войти!

Мэг забилась в тихом припадке. Ее тело напряглось, суставы хрустели. Из ее горла вырывались нечленораздельные звуки – то ли рыдания, то ли смех. Багровый свет метки залил половину ее лица, придавая ему нечеловеческое, искаженное выражение. На лбу выступили капли пота, смешиваясь со слезами.

На диване застонала Алиса. Ее веки дрожали, сквозь сон. «Он… в дверь… стучится… – выдохнула она, не открывая глаз. – Через пустоту… Ключ… метка…»

Медальон Леонида на шее Джессики вспыхнул яростным, почти белым светом. Голос из него прорвался сквозь помехи, резкий и отчаянный: