– Да, – прошептала Джессика, голос предательски дрогнул. – Помню.

Эдгар что-то говорил о редком издании по ботанике, предлагая пройти в его кабинет в архиве. Мэг тянула ее к залу с выставкой цветов. Джессика позволила себя вести, чувствуя, как сопротивление тает. Зачем возвращаться? Зачем к боли, к утратам, к почти безнадежной борьбе? Здесь… здесь был рай. Здесь была целая Мэг. Здесь был *мир*.

Они вошли в читальный зал. Солнечные лучи играли в пылинках. Люди тихо перелистывали страницы. И тут Джессика увидела *его*. Напротив, за столом, сидел мужчина, погруженный в книгу. Леонид. Не призрак. Не маячок в медальоне. Живой. Немного постаревший, с сединой у висков, в очках. Он поднял голову, увидел их, и его лицо озарилось теплой, узнающей улыбкой. Он помахал рукой.

*Леонид. Живой.* Последний оплот разума рухнул. Слезы навернулись на глаза Джессики. Она могла иметь *всех* здесь. Счастливых. Целых. Живых.

– Джесс? Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Мэг.

Джессика открыла рот, чтобы сказать "Да". Чтобы сказать, что она остается. Навсегда. Но в этот момент ее левая рука, сжатая в кулак, где она инстинктивно держала воображаемую рукоять меча Карательницы, *загорелась*. Не светом. **Болью**. Острая, жгучая боль пронзила ладонь, как удар раскаленной иглой. Она вскрикнула, отшатнувшись.

И в ту же секунду связь прорвалась. Не зрительная. Чувственная. Как тончайшая нить, натянутая до предела и лопнувшая. Она почувствовала **пустоту**. Ту самую, ледяную, бездонную пустоту в душе *реальной* Мэг. И сквозь эту пустоту, как сквозь разбитое окно, донесся шепот. Не Анкары. **Реальной Мэг**. Слабый, потерянный, полный невыносимой тоски и непонимания:

*"…Где… я? Кто… я? Темно… Так темно…"*

Боль в ладони слилась с болью в сердце. Идеальный мир померк. Краски стали слишком яркими, неестественными. Улыбки – застывшими. Звуки – приглушенными, как из-под воды. Это был не рай. Это был соблазнительный морок. Пока она наслаждалась иллюзией, *настоящая* Мэг оставалась одна в темноте своей души, беззащитная перед Анкарой, который мог в любой момент войти в нее через черную метку, через эту пустоту.

– Нет, – прошептала Джессика, сжимая пылающую ладонь. Боль была якорем. Связью с реальностью. С долгом.

– Джесс? Что "нет"? – Идеальная Мэг нахмурилась, ее прекрасные глаза выражали искреннее недоумение. Эдгар и Леонид смотрели с вежливым интересом.

– Это не настоящий, – сказала Джессика громче, отстраняя руку Мэг. Она смотрела не на нее, а сквозь нее, на серебристую пелену Зеркала Элизий, висевшего теперь на стене вместо картины (когда оно появилось?). – Ты – не она. Этот мир… он питается реальным. Как вампир. Он предлагает забытье, но забирает силу бороться. Забирает *их* шанс.

Идеальная Мэг пошатнулась. Ее лицо начало меняться. Улыбка сползла, глаза потускнели, стали стеклянными. – Зачем бороться? Здесь же *идеально*. Останься. Забудь боль. Забудь *их*.

Стены библиотеки задрожали. Идеальный Риджвилл за окном поплыл, как мираж на жаре. Лица Эдгара и Леонида исказились – не злобой, а пустотой, как у недорисованных кукол.

– **Останься, Джессика,** – голос Эдгара зазвучал эхом, лишенным тепла ученого. – **Или вернись к ним… и обреки на гибель. Твой выбор – их приговор.**

Джессика посмотрела на свою пылающую ладонь. Боль была не только предупреждением. Она была связью. С реальной Мэг. С ее болью, которая была криком о помощи. Она развернулась и бросилась к Зеркалу Элизий, к мерцающей пелене – обратному порталу.

– Я выбираю *их*! – крикнула она, не оборачиваясь на рушащийся идеальный мир, на бледнеющую, как увядающий цветок, копию Мэг. – Я выбираю бой!