К тому же достать это чудо техники оказалось проблематично даже для главного инженера первого в мире автоконцерна. Когда-то в Советский Союз возили западную технику, но ее давно перестали покупать, и поставки прекратились. Бикбаев-старший все же исхитрился и купил сыну телефон, о котором тот мечтал.

И Тимур гордился изо всех сил. Как отцом, так и телефоном.

А Ульяна и Артем всячески подкалывали друга при любом удобном случае. Вот и сейчас они ехидно улыбались, выдумывая, как половчее наступить на больную мозоль товарища.

Тимур это почувствовал и поспешил вернуться к рассказу о другом предмете гордости – марокканском хомяке.

– Хозяин магазина вообще говорил, что он не продаётся, но мне удалось с ним сторговаться. Папа, конечно, был не в восторге… Да и сейчас не сказать, что рад…

Тёма с Ульяной расхохотались. Спустя мгновение к ним присоединился и Тимур, который больше не мог выдерживать траурную мину.

Пользуясь возможностью, он с удвоенной энергией принялся рассказывать о своём новом питомце. Выяснилось, что хомяка купили в новом зоомагазине на Астрономической: «Вам обязательно стоит там побывать!». Что он бесновался всю дорогу до дома и дома тоже не успокоился: «Пытается пролезть между прутьями клетки, но морда слишком толстая».

Причина такого поведения тоже не осталась в тайне: «Папа говорит, ему нужна хомячиха. И что он обойдётся». За разговором троица друзей даже не заметила, как на город опустился вечер, а вымотанный двумя боями и несколькими марш-бросками Максим Евгеньевич уснул на скамейке. Когда они наконец вспомнили о времени, был без пяти минут комендантский час.

Дом, милый дом

Попрощавшись с друзьями на лестничной клетке, Тёма проводил их взглядом. Тимур и Ульяна даже не остановились. Оба просто бросили «Пока!» через плечо и продолжили своё спешное восхождение. Никому не хотелось попадать в неприятности из-за комендантского часа.

Артём постоял ещё немного, прислушиваясь к доносящемуся сверху топоту. Когда он затих, Тёма перехватил по-прежнему спящего Максима Евгеньевича одной рукой, а второй нажал на звонок.

Ему потребовалась несколько секунд, чтобы осознать, что он делает. Вздохнув, Тёма полез в карман за ключами. Безвольно висящая на сгибе локтя чёрная колбаса оттягивала руку, но складывать отца на пол Артёму не хотелось. С трудом одержав верх над непослушной связкой ключей, он открыл дверь и шагнул в пустую квартиру.

Повсюду были видны следы торопливых сборов. У обувной тумбочки покоилась гора разнообразных туфель, посреди коридора сиротливо лежал носок без пары, с люстры на кухне свисал лёгкий прозрачный шарфик, конец которого лениво раскачивался над внушительной плошкой пельменей.

Тёма аккуратно задвинул отца в мягкий кухонный уголок и вновь вернулся к осмотру исходящей паром посудины. Готовила явно Любовь Виленовна. На это указывали как убойный размер порции, так и выбор самого блюда. Мама наверняка придумала бы что-нибудь посложнее, да и сервировка была бы иной. Но Тёма ни в коем случае не жаловался. Приключения в Нестрашном, как оказалось, пробудили в нём зверский аппетит. Поэтому он помянул тётю Любу добрым словом и принялся раскладывать ужин в две тарелки. Даже поделённая пополам, порция пельменей не утратила своей монументальности. Настало время будить отца.

– Максим Евгеньевич, кушать подано, – пропел Артём, расталкивая бесформенную чёрную кляксу.

Где-то посередине кляксы приоткрылся один янтарный глаз, но вставать она не спешила. Голод победил лень только тогда, когда Артём демонстративно закинул первый пельмень себе в рот и блаженно закатил глаза. Отец и сын принялись сосредоточенно жевать, периодически обмениваясь многозначительными взглядами. Максим Евгеньевич быстро приноровился есть по-новому, цепляя пельмени когтем и заталкивая в зубастую пасть.