На такой высоте всегда парит ветер. Ночью он неизменно холодный, вот и сейчас воздух ещё не нагрелся.

– Кто в вашей деревне главная сплетница?

– Не знаю, миледи, – старик задумчиво морщит лоб, – там много желающих языки почесать.

– Кто-то из них помогала тебе с внучкой?

– Да уж, помогли…

Я устало качаю головой и подхожу к шкафу, выдвигаю один из ящиков, где лежат талисманы.

– Ладно, а есть такие, кого ты за помощь отблагодарить хочешь?

– Есть, миледи, – с готовностью кивает Пьер. – Да только она не из тех, кто сплетничать станет.

– А если новость расскажет, ей поверят?

– Поверят, миледи.

Достаю из ящика кольцо с сиреневым камнем, надеваю на палец и мысленно выстраиваю образ: в лесу под деревом лежит внучка Пьера с перерезанным горлом, а сам он висит в петле с окровавленными руками. Закрепляю образ, шепча в камень древнее заклинание и, сняв с пальца кольцо, отдаю старику.

– Вот, отдашь ей. Хочешь, скажи, что украл, хочешь, что я им с тобой расплатилась. Но женщине той непременно надень его на палец. Понял?

Пьер согласно кивает, трепетно принимая амулет.

Из соседнего ящика достаю маленький ловец снов. Проделываю с ним те же манипуляции, только рассказываю другую историю. О несчастном старике, чья внучка осталась вдовой, да ещё и на сносях в крохотной деревушке. Об их нелёгком путешествии из Флеёра в Жион. И даже о том, как труслива была старшая магесса Франкая Юсиньи Ла Ревиль, не воскресившая молодого воина, отдавшего жизнь за своего короля.

– Вот, это повесишь над вашими головами, когда ляжете спать. А сейчас отправляйся за внучкой и уезжайте в Жион, я прослежу, чтобы вы там удачно устроились.

Пьер неуверенно смотрит на согнутую в кольцо ивовую ветвь, оплетенную кружевом нитей. Кивает. Благодарит и выходит.

Впервые за долгие годы войны я спускаюсь в свою гардеробную, чтобы без помощи магии сменить наряд.

Тонкие пальцы ловко развязывают шнурок карсета. Мягкая ткань скользит по коже, вызывая в памяти образ Чейза…

Семью годами ранее

– Леди Юсиньи, вы всё-таки соизволили почтить нас своим присутствием? – язвит король, едва я вхожу в его шатёр.

Филипп сидит во главе стола, на котором развернута карта Франкая. Его одутловатое лицо как обычно сливается с алой бархатной мантией, а парик из густо-черных волос чуть съехал на бок.

– Простите, ваше величество, возникли неотложные дела, которые я могла решить только дома.

Филипп фыркает и кивает князю Де Февиль, которого я прервала своим появлением.

Невысокий, крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти склоняется над картой. Прутиком он очерчивает контур реки, обозначая новую границу между армиями.

– Что скажет уважаемая старшая магесса, – обращается ко мне Филипп. – Вам под силу помочь нашей армии перебраться на другой берег.

– Разумеется, ваше величество, мне такое по силам, но, боюсь, вам придётся выбирать: я перенесу армию или продолжу исцелять раненых. На то и другое мне силы не хватит. До Слияния лун ещё семь лет, а мои амулеты истощены.

– И какая тогда от вас польза?!

– Отец, не стоит, – из-за кресла короля подаёт голос принц Фридрих. – Старшая магесса многое сделала для нашей страны!

– Будь она сильнее, не пришлось бы этого делать!

– Если вашему величеству угодно, я могу уйти.

Голос садится до яростного шипения. Огоньки масляных ламп замирают и начинают тянуться ко мне.

– Тебе не позволено колдовать в королевском шатре! – втискиваясь в спинку кресла, повизгивает Филипп. – Тебя сожжёт Инквизиция!

– Но вы моих мук не услышите.

Одариваю бьющегося в истерике короля улыбкой, напоминающей хищный оскал.

– Взять! Схватить! Позвать Инквизиторов!