Утром к нам пожаловала Александра Петровна. Сегодня дама одета в голубую блузку и юбку фиалкового цвета, перчатки, в тон юбки, легкая невесомая шляпка отбрасывающая тень на лицо. Ирина суетилась на кухне, организовывая чай для нашей гостьи. Александра Петровна просто сидела на диване и молчала, будто ждала, что мы заговорим первыми.

При ближайшем рассмотрении Александре Петровне можно было дать никак не меньше восьмидесяти лет. Почти прозрачная кожа имела тот оттенок желтого цвета, что легко выдает возраст. Россыпь морщинок даже несколько освежала неподвижное лицо, похожее на маску. По-королевски прямая спина и гордо откинутая голова вкупе с излишней манерностью, создавали отталкивающее впечатление. Во всем этом была какая-то фальшь, что-то наносное. Тонкие губы, сжатые ниточкой, бесцветные глаза, полная неподвижность – добро пожаловать в музей восковых фигур. Ирина пригласила нас к столу. Александра Петровна встала, даже не посмотрев в мою сторону, и гордо перенесла свое тело на стул, предложенный ей Ириной. Женщина взяла предложенную чашечку двумя пальцами и сделала небольшой глоток.

– У вас здесь так интересно, – не выдержала паузы Ирина, – и такая замечательная природа.

– Значит, вам тут понравилось? – прошипела гостья.

– Да, конечно. И ребенку хорошо на свежем воздухе.

– У вас замечательная дочь, – продолжила пожилая дама без тени улыбки. Она сделала еще один небольшой глоточек, не обращая внимания на булочки и конфеты, услужливо придвинутые нашей хозяюшкой. Опять воцарилось молчание. Я никак не хотела участвовать в беседе, а Иринка растерялась.

– Ну, что ж. Я рада, что вам все нравится, – произнесла наша гостья, как мне показалось, не разжимая губ. Она встала и, не прощаясь, вышла из дома, оставив после себя легкий шлейф аромата лаванды.

– Настя, а зачем она приходила?

– Наверное, просто убедиться в том, что у нас все нормально.

– Мне кажется, за последние два дня слово «странный» самое используемое в нашем лексиконе.

– Думаю, она не просто так интересовалась, хотела узнать – слышали ли мы что-нибудь ночью.

– Возможно. А это значит, она в курсе того, что происходило. Настя, может это она прыгала и кричала ночью? Может это форма сумасшествия такая?

– Мы слышали ее пение. Совсем не похоже. Да и бодра ночная певунья, а Александре Петровне никак не меньше восьмидесяти. Ты по-прежнему, хочешь остаться?

– Эти события меня заинтриговали. Очень хочется понять, что мы видели и слышали.

– Тогда обещай, что уедем, только поймем, что нам угрожает опасность. А пока надо вести себя как обычно. Где наша юная леди? Собираемся на речку?

– Я и сама хотела предложить. Дарья уже давно позавтракала. Она рисует в комнате.

– Тогда, вперед, девчонки?

Мы лежали на берегу, наблюдая за Дарьей. Дремотная тишина позднего летнего утра не расслабила нас. Мы вздрагивали от любого случайного треска, готовые сорваться с места.

– Давай попробуем обобщить все, что показалось необычным.

– Во-первых, это очень хорошая деревня. Какие тут дома, одноэтажных строений не найти.

– Это вполне объяснимо. Если деревня строилась как филиал научно-исследовательского института, как зона полевых работ, то понятно. Вот только их своеобразный клуб. Постройке не меньше ста лет, за ней хорошо приглядывают. Что много зон отдыха, тоже объяснимо. Здесь жили научные сотрудники, а деревня – своеобразный пансионат, с домами-дачами во владении.

– Все население довольно преклонного возраста. У жителей должны быть дети, внуки, правнуки. Сейчас самый разгар лета, почему у бабушек не гостят молодые?

– Действительно, странно. Бабушки, обычно, охотно сидят с внуками, а лето, как известно, пора каникул.