По таймеру вижу, что в записи остается всего несколько секунд, и слышу незнакомое слово. Возвращаю на секунду назад и напрягаю слух.

«Манур» — говорит кто-то из людей Дадо, и я пытаюсь вспомнить, слышала ли где-то это слово раньше. Из контекста ясно, что неизвестное слово относится к моему рыцарю, а с торговлей гонарской бирюзой никак не связано, но мне неймется. Любопытство мое второе имя.

Лезу в сеть и нахожу сухие выжимки из энциклопедии, несколько однообразных фото туристов, кто сумел побывать на этой далекой планете. А ровным счетом ничего.

Черт! Эта полоса невезения когда-нибудь закончится?

Пишу парням, с просьбой прислать то, что уже обработали. Хотя бы еще пару минут записи, но меня вежливо посылают. Это и понятно. Вечер воскресенья, и нечем заняться только мне.

Нога нервно подергивается. Вот спрашивается, зачем мне этот блестящий?

Ругаю себя за глупое любопытство и иду спать. Завтра тяжелый день, а я о манурце каком-то думаю. Но уснуть не получается – прокручиваю в голове детали вечера бесконечное количество раз. Прозрение наступает как обычно среди ночи.

Эти двое связаны! Как я сразу не догадалась? Оба огромные, оба блестят, когда их касается человек, да еще и способностями необычными обладают. Один, не применяя физической силы, уложил охрану, вооруженную до зубов. Второй сделал вид, что отключился от удара в челюсть. Нарочно упал так, чтобы мы не смогли от него избавиться, тем самым обеспечив доставку своей тушки на Хокму, где благополучно очнулся и сбежал из суперохраняемой тюрьмы. Были они там одновременно, а значит, и дело у них одно на двоих.

И каждый из клиторменов (Риска, чтоб тебя!) внес свою лепту в то, что моя задница будет завтра гореть. Ох, ребята! Нажили вы себе еще одного врага.

Утро понедельника приветствует привычным серым небом и головной болью. Не открывая глаз, плетусь на кухню, ставлю чайник и иду умываться. Взяв в руки тушь, тут же откладываю ее. Не хочу провоцировать Рыжова лишний раз. Пусть, наконец, увидит во мне серую мышь и отцепится на веки вечные. Надеваю топорную форму и сразу же покрываюсь мурашками, потому что грубая холодная ткань неприятно трется о кожу. Смотрю на отражение и довольно улыбаюсь. Точно мышь! Все-таки, зря я наговариваю. Отличная форма!

На парковке встречаемся с Риской. Она не в духе, как и я. Ловим насмешливые взгляды коллег-мужского пола, которым наши успехи не дают покоя, но как танки прем дальше. То же мне, мужчины! Надежда и опора, называется! Сильные только на фоне слабых женщин. Поднимаем носы выше и дефилируем к КПП.

— Ну что, родной отдел! Встречай своих неудачниц, — вздыхает Риска, надевая на лицо выражение крайней невозмутимости.

Входим внутрь и наблюдаем, как ребята из оркестра садятся в автобус.

— Не будут нас встречать. Видишь, даже оркестр отменили! — смеюсь, глядя им вслед.

Мимо нас пробегает сержант с пакетом из маркета. В нем, судя по очертаниям, шампанское и коробка конфет.

— Зато шампанское готово, — язвит подруга, — Рыжов тебя наказывать походу намылился.

— Угу ,— мычу себе под нос, понимая, что так оно и есть.

Расходимся по кабинетам и приступаем к работе.

К обеду понимаю, что Риска ошибалась. Начальству явно не до нас. Суета на их этаже достигает пика, когда Рыжов, сыпя проклятья на голову нерасторопных служащих, убегает «наверх». И с той минуты в душе начинает теплиться огонек надежды на то, что провал века останется незамеченным. До пятницы живу спокойно. Всю неделю звукари мне шлют расшифровки, и даже кое-что удается нарыть по делу Дадо.

Но вечер последнего рабочего дня все же омрачается вызовом в кабинет Рыжова.