Поднялся на ноги, аккуратно втоптал окурок в землю носком кирзового сапога и заключил, как отрезал:

– Ставьте палатки, пусть просохнут после прошлого ночлега.

Переменчиво, оказывается, бывает настроение не только у подростков переходного возраста, оказавшихся на природе.

И Коротун уже пожалел о своей пылкости в отношении идеи прекращения пути. Что же тогда говорить о мальчишках с девчонками, переживших психологический переход от испуга к разочарованию и потом уже – ко всеобщей радости.

– Да и как им было не торжествовать от того, что поход продолжается. Порадовал к тому же неожиданный день отдыха при отличной погоде на ягодном месте!

В чем уже успели убедиться накануне, собирая в компот для ужина спелую малину и синебокую жимолость, уродившуюся, по мнению Чепокова, как никогда.

И теперь, хозяйственные Вовка Шестаков с Борькой Малининым, подавая пример другим, отправились на заготовку дров.

Вскоре, следом за ними и Таня Комарова с подружками уже звенели голосами в зарослях ягодников, собирая дары тайги.

И только Мишка Костромин не знал куда девать, охватившие его, тревогу, озабоченность и одновременно любопытство.

Очень уж хотелось узнать:

– Что скрывается за словами старого охотника насчет неведомой очереди для зверья на поедание страшилищем? К которому на его глазах увела тропа могучего медведя?

Опять он не утерпел, пристал как банный лист к искусителю:

– Дядя Ваня, что это за «Балык» такой, который всеми повеливает и каждый его боится, да слушается?

Только проводник, собравшийся заняться серьезным делом – отвести на пастбище своих лошадей под присмотром умной собаки, не стал спешить с утолением любопытства того, кто буквально минуту назад обвинял его в отсталости.

Он укоризненно остановил собеседника:

– Ишь, какой прыткий. Не спеши. Все доподлинно узнаете, когда время на то ваше придет.

– И когда же? – не сдавался Мишка.

– Да хотя бы и сегодня вечером! Когда вернусь обратно, одробно поведаю, ничего не утаю. – усмехнулся старик. – Так что попридержи вопросы до ужина.

Уже не оседлывая свою ездовую кобылу, Чепоков степенно увел под уздцы ее и другую – грузовую лошадь на луговину перед перевалом.

Туда, где посреди огромной заболоченной пустоши высилась, наподобие крепостного бастиона, одинокая скала с намалеванной на нем маслянной краской «маркой» – указанием маршрута движения плановых туристов с республиканских турбаз.

К той поре уже спокоился, пришел в себя не только старик, но и отошли от шока все остальные.

До самого захода солнца жизнь на поляне напоминала разворошенный муравейник – от деятельности ребят, желавших стремглав выполнить любое задание инструктора, дабы он не сменил проявленную милость на безудержный гнев.

И в другом этот бивуак уже не походил на прежний – вчерашний с беззаботными обитателями.

Едва стемнело, уже никто не отваживался отходить далеко от света костра. Особенно в сторону перевала, куда утром ушел, увлеченный таинственным притяжением, бурый таежный великан, на которого нашлась еще более могучая сила.

Способная, как выяснилось, подчинить себя все окружающее пространство.

До того, как прослыть ретроградом – сторонником «бабушкиных сказок», Иван Карпович Чепоков слыл среди приезжих личностью поистине легендарной. Во всяком случае именно он уже спасал экспедицию Коротуна.

Введь, вообще выход из поселка по направлению к горному озеру сельских школьников из степного Алтая мог бы вообще не состояться.

Возможно даже – к вящей радости нежданного их руководителя.

И по приезду в Чибит, как и прежде, не имевшего особо страстного желания тащиться оттуда «к черту на кулички» пешком, а не преодолевая расстояния как обычно, на своем желтом «Жигуленке», любовно выпестованом Коротуном за годы обладания юркой легковушкой.