Назад мы вернулись воодушевлённые. Съездили явно не зря. Но на службе нас ждал сюрприз.

– Ну, наконец-то, – облегчённо воскликнул встретившийся нам на лестнице Зильберман. – Где вы пропадаете? Идите скорее в отдел. Шеф рвёт и мечет.

Мы удивлённо вскинули брови.

– Он же сам отправил нас на стройку.

– Ну и что? А меня отправил в проектный институт. Однако, вернул. Я там даже и поговорить ни с кем толком не успел.

– Да что такое случилось?

Дима пожал плечами.

– Пока не сообщает. Но, судя по каменному выражению лица, что-то серьёзное.

Я посмотрел на Чурсина. Он выразительно выпятил губу. Неужто эхо Масловского взрыва докатилось и до нас?

Когда мы зашли в отдел, в наши уши ударил грозный окрик:

– Где вы шляетесь?

– Михаил Степанович, вы же…

– Я не давал команду гулять полдня!

– Да какие полдня?..

– Сядьте!

Выпады нашего шефа были обидны и несправедливы. Но мы видели, что он на взводе. Мы понимали, что это неспроста. Ведь он даже не поинтересовался результатом выполнения своего поручения. А это значит, что в наше отсутствие действительно произошло что-то супернеординарное. Поэтому мы сочли правильным не возникать и послушно сели на свои места. В комнате воцарилась тишина.

– Ну что, все в сборе? – спросил, оглядев нас, Орлов. Он подался вперёд, сцепил руки в замок и, понизив голос, проговорил: – Значит, так. События приняли новый оборот. Дела, которые мы ведём, решил забрать к себе ДГБ.

– Вот горе-то! – сыронизировал Чурсин. – Да пусть забирают. И слава богу!

– Не спеши радоваться, – оборвал его шеф. – Дела забираются вместе с нами. Мы будем продолжать по ним работать, но только уже под ихним контролем.

Зильберман присвистнул.

– Это как?

– А вот так. Решение о нашем переводе принято на самом верху. Ситуация очень серьёзная. Чем именно она серьёзная, и какими чревата бедами – это вам объяснят на Большой Девицкой. Туда мы сейчас и направимся.

Название Большой Девицкой улицы всегда произносилось в Воронеже несколько приглушённо и с трепетом. Ведь на ней располагался «серый дом» – так в народе окрестили губернское управление Департамента Государственной Безопасности. Это здание имело недобрую славу. Ходила упорная молва, что в его подвалах нашли свою смерть сотни людей, останки которых до сих пор не захоронены подобающим образом. Наиболее массовые расправы пришлись на второе десятилетие века – период подавления набиравшего силу террора. Управляемые и щедро оплачиваемые германскими спецслужбами «революционеры» не гнушались никакой крови, чтобы расшатать государственный устой. Другого выхода, кроме как ответить террором на террор, власти не нашли. Клин, как известно, вышибают клином. Сейчас трудно судить, правильную ли линию взял возглавлявший тогда правительство Столыпин, но его присущие законам военного времени действия принесли требуемый результат: «революционный пожар» был потушен, и начавшая было скатываться в пучину потрясений страна вернулась на путь созидания.

С тех пор прошло уже много лет, но аура, наведённая творившимися в этих стенах ужасами, и по сей день давала о себе знать. Я не отношу себя к мнительным, подверженным безосновательному страху натурам, но должен признаться, что проходя мимо «серого дома», всегда чувствовал себя как-то не по себе, как-то не в своей тарелке. В меня всегда вселялось ощущение, будто я нахожусь под каким-то незримым, не видимым человеческому глазу колпаком.

Внутренняя обстановка губернского управления ДГБ словно подчёркивала собой особый статус этой организации. Здесь всё дышало властью. Властью несгибаемой, неумолимой и беспощадной. Мраморные лестницы; устланные красными коврами коридоры; блеклые тона стен; отсутствие каких бы то ни было узоров и орнаментов; однотипные, окрашенные белой масляной краской двери; грубый свет; мёртвая, почти что вакуумная тишина, в которой отчётливо слышались отдаваемые эхом шаги – всё это навевало настороженность и волнение, заставляя задуматься, сколь мелок и уязвим ты перед мощью государственной машины, внутрь которой тебя занесла вознамерившаяся втянуть тебя в приключения судьба.