– Значит, Серафим сказал Бубнову, что тот его толкает на преступление?

– Да, на самоубийственное.

– Самоубийственное, – задумчиво повторил Блудов, теребя подбородок. – Вы, сударь, во сколько пришли в трактир?

– Как обычно, в восьмом часу.

– И?

– Передняя дверь была заперта, что меня удивило. В это время хозяин всегда на месте, его дом позади трактира, через забор.

– Ну-ну.

– Не подгоняйте, пожалуйста, сударь, а то я сбиваюсь.

– Извините, сударь.

– Так вот. Передняя дверь… Ну да, я уже про это сказал. Тогда я обошел «Дерюгу», смотрю задняя дверь, что ведет в подсобку, приоткрыта. Там лестницы нет, как в зале.

– Понятно.

– Окликнул хозяина, а никто не отвечает. Прошел внутрь и гляжу, он распластанный лежит возле бочек, а голова пополам расколота как арбуз. И кровищей пол залит.

– Или как вареное яйцо, так ведь вы фельдфебелю рассказали.

– Так. Но какое это имеет значение?

– Вы не видели рядом с трупом… рядом с целовальником орудия убийства? Топора там или тесака.

– Нет, ничего такого не было. Я сразу побежал в участок, где всё и рассказал помощнику околоточного надзирателя.

– Ну а возле трактира или где еще не встречали кого незнакомого, может что-то необычное заметили?

– Незнакомых не видел, а необычное… Да нет. Только двуколка лакированная с черной лошадью за амбаром купца Дягилева, что в прошлом году спьяну в реке утоп, стояла.

– Пустая?

– Не помню, говорю же, я сразу помчался в участок и рассказал об убийстве вашему фельдфебелю.

Помощник надзирателя Журкин появился как нежить после упоминания о нем. Крупное лицо его было красным, напряженным, усы торчали, словно у моржа, шею он тер носовым платком, но воротника кителя не расстегивал, соблюдал уставную форму. Видно, на фельдфебеля произвела сильное впечатление картина убийства. «Череп расколот как арбуз». Под мышкой Журкин держал тетрадь в кожаной обложке.

– Место преступления подробно описал, – доложил он следователю. -Изволите сами взглянуть?

– Разумеется. Супруге убитого показали место преступления?

– Держится как гвоздь железный в стене, ни единой эмоции.

– Интересное сравнение.

– А с виду немощь зеленая. Вот и разбери сходу этих баб.

– Значит, Ольга Ильинична не подвержена истерике.

– Ни единым манером.

– Хорошо. Надо бы разыскать этого Серафима Любезнова.

– Да сбежал, поди. Не дурак ведь.

– Думаете, он целовальника к архангелам отправил?

– А кто же еще, все свидетельства против него.

– Все? Ну да, конечно.

Дверь в трактир распахнулась настежь. Фельдфебель округлил от удивления глаза. В зал ввалился находящийся « в запое» околоточный надзиратель Валерьян Лукич Хомутов. За шиворот он тащил какого-то волосатого парня.

– Это он! – воскликнул мальчишка. -Серафим Любезнов, что с хозяином намедни ругался.

– Как вы его нашли, Валерьян Лукич? – спокойно спросил следователь, казалось, ничуть не удивившись его появлению.

Хомутов рывком усадил торговца на скамью.

– Прихожу в часть, а там никого кроме секретаря. Шубейкин и рассказал, что Бубнова убили, а вы в «Дерюгу» поехали на почтовике. Собирался уже в трактир бежать, а тут заявляется этот тип, говорит, что не убивал кабатчика, о чем уже все в округе судачат.

– Все уже судачат, значит, – Блудов покачал головой, будто удивляясь этой новости, хотя понимал, что иначе в глуши и быть не может. Махнет комар крылом, а все слышат.

Следователь поблагодарил Ермилку, попросил его никуда не исчезать, сидеть дома, если понадобится кое-что уточнить, сразу его вызовут. Кивнул на Серафима. Того тут же подхватил за шиворот околоточный, подтащил к месту, где только что сидел половой. Опять же рывком усадил.