– Ну, так и есть!

На затылке мертвой вдовы была большая синяя шишка, но кровь не прорвалась наружу, запеклась внутри.

– Сначала оглушили. Потом, возможно еще живую Ольгу Ильиничну, сунули в петлю.

Дальнейший предварительный осмотр больше ничего не дал. Разве что на запястьях убитой тоже были синяки.

Сняв перчатки, следователь подошел к окну, закурил. У открытых ворот уже собрался народ. Двое мальчишек тыкали палками в мертвую собаку. К окну приблизился и Шубейкин.

– Выстрелы услышали, прибежали, а тут пес дохлый, – сказал он.

– Валерьян Лукич, – обратился следователь к Хомутову. – Выйдите, объясните людям, что можно, все равно узнают о смерти вдовы. Ну, а вам, Архип Демьянович, в очередной раз предстоит привлечь мужичков к транспортировке тела в больничный ледник.

Оба полицейских козырнули, отправились выполнять приказы.

– Что вы про всё это думаете, Илья Панкратович? – спросил следователь Шубейкина, присаживаясь на сундук.

– Признаться, я в полном недоумении, – развел руками судебный секретарь. – Ну, целовальника убили из-за карты на нотной бумаге, а вот за что Ольгу.… Кстати, не теряя времени, нам нужно осмотреть дом.

– Разумеется. – Блудов поднялся, обыскал сундук, на котором сидел. В нем кроме «бабьих» тряпок ничего не было, затем скорым шагом направился в другие комнаты.

Первым делом нашли кабинет целовальника там же, на втором этаже. Он был и его спальней. У трактирщика, в отличие от жены, стояла широкая кровать с ангелочками по бокам, крашенными в бледно-розовый цвет. Повсюду старинные вещицы: лакированное бюро из орешника, явно прошлого века, рабочий стол из красного дерева, электрические и керосиновые лампы в зеленых и красных абажурах. На стенах гобелены, словно вывезенные из музея, на них крест-накрест одноствольные и двуствольные ружья. А между гобеленами с изображениями охоты каких-то иностранных герцогов, как и в трактире, вырезанные из журналов лики святых. Под цветным изображением какого-то старца с вьющимися до плеч белыми волосами, которые обтягивал красный обруч и длинной бородой, стояла бутылка вина. Ее принялся разглядывать через треснутое пенсне секретарь.

– Типичная натюрморт-солянка для разбогатевшего трактирщика, – дал заключение Шубейкин. – Сам-то Никодим Савельевич не употреблял пойло, которым травил сплавщиков и «золотых людишек», предпочитал изысканные французские вина. – Он, не притрагиваясь к бутылке, прочитал на этикетке: – Chateau Haut-Brion Rouge.

Секретарь приблизил лицо к картинке:

– О, здесь надпись: «Новгородский князь-старейшина Гостомысл». И еще мелким шрифтом, не разберу.

К Шубейкину подошел Блудов, прочел: «Идоша за море к Варягомъ и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту; да поидѣте к намъ княжить и владѣть нами».

– Этот новгородский староста Гостомысл призвал варягов в 9 веке, – пояснил следователь.

– На нашу голову, – усмехнулся секретарь.

– Ну почему же?

– От иностранцев нам одни беды.

– Без них не было бы и Руси, руси – это название дружины Рюрика или его семейства, ученые до сих пор спорят. Вас ничего в этой картинке не удивляет?

– Надпись на старославянском сделана от руки.

– Именно. Вопрос – для чего? И кто ее сделал? Вряд ли необразованный трактирщик, который и слыхом не слыхивал о «Повести временных лет». Ольга? Она ведь говорила, что обучалась в уездном благородном пансионе.

– Да, это возможно, -согласился Шубейкин. – Надо бы этого Гостомысла с собой прихватить.

Не дожидаясь ответа следователя, Шубейкин снял со стены картинку, которая держалась на четырех кнопках.

На тумбочке под тремя образами с горящей лампадой было отчетливо видно пыльное квадратное пятно. Там, понял следователь, и стоял сейф трактирщика, который притащил в околоток Журкин.