Но я должна докопаться до сути. Так что спешу в душ, и здесь меня ждет еще одна странная вещь – я начинаю раздеваться и замечаю на изгибе локтя с внутренней стороны небольшой синяк. Такие у меня остаются обычно, когда мне делают укол в вену. Дело в том, что это особенность моих сосудов – какая бы опытная медсестра не делала инъекцию, все равно останется гематома. Вот только уколы мне делали давно, а сейчас при близком рассмотрении я вижу еле заметный след от иглы. И как это понимать? Или все-таки разлучница Натки и Русланчика сделала мне укол, когда я была без сознания. Потому что когда пришла в себя, я отказалась от обезболивающего. И почему я раньше не замечала этого синяка? Абсурд какой-то!

Я быстро одеваюсь и спускаюсь вниз на завтрак. Натка, свежая как майская роза, уже сидит за столом и радостно приветствует меня. Всегда удивляюсь ее способности выглядеть свежо и бодро, даже проведя ночь на дискотеке ночного клуба. Видя, как устало и обеспокоенно выгляжу я, она задает мне кучу вопросов, от которых голова еще больше гудит. Я отвечаю уклончиво, сначала хочу удостовериться в нескольких важных моментах, прежде чем рассказать ей свою невероятную историю прошлой ночи.

Поэтому, как только наши тарелки пустеют, я делаю вид, что мне нужно совершить важный телефонный звонок и пока поднимаюсь в свою комнату ругаю себя на чем свет стоит, потому что связь еще пока не наладили. Благо Натка, занятая перекидыванием красноречивыми взглядами с симпатичным официантом, не обращает особого внимания на мои слова. Похоже, она настроена реализовать вчерашние угрозы. Когда мы возвращались в отель, она намеревалась забыть своего «неверного козла и пуститься во все тяжкие». Я пыталась ее вразумить, говоря, что здесь выбор мужчин не очень широк, но это, кажется, ее не остановило.

Я вхожу в свой номер, еще раз сравнив цифры на двери с теми, что на бирке ключа. Все нормально. И внутри тоже: кровать не застелена, ванная в беспорядке, мой чемодан на полке в шкафу. Всё-таки я спала здесь, и все же…

Моя пытливость и любопытство заставляют меня осторожно подняться еще на два этажа. Там довольно узкий коридор с безликими одинаковыми дверями по правой стороне. Нет номера пятьсот семь. Вообще нет никаких номеров. Я озадачена, приблизившись к двери вплотную, пытаюсь рассмотреть каждый сантиметр ее поверхности, там, где обычно располагаются цифры. Я ищу какое-нибудь отверстие от гвоздя или остатки клея. Не знаю, чем они тут крепят эти цифры на двери номеров. Но ничего нет, ничегошеньки.

Внезапно дверь рядом с той, которую я так тщательно изучаю, открывается. И я чуть не падаю в объятья появившегося человека. На нем форма разнорабочего отеля с бейджиком, где указано «Адам Слэт». Он смотрит на меня, как на упавшую с Луны.

– Что вы здесь делаете, мадмуазель? Вы, должно быть, заблудились? Могу я вам чем-нибудь помочь?

Я заикаюсь, сбитая с толку:

– Мне сказали, что на этом этаже есть номер пятьсот семь, и я думаю, что это номер моей подруги. Но я не могу его найти.

– Простите, на верхнем этаже нет номеров. Здесь живет обслуживающий персонал отеля. Сейчас все на своих рабочих местах. Здесь только я. Я сантехник.

– Однако вчера вечером я приходила сюда со своей подругой и подумала…

– Нет, вы ошибаетесь. Вы, наверное, говорите о номере четыреста семь. Он расположен этажом ниже. А может, вы перепутали триста и пятьсот…

Неужели, я выгляжу как умственно отсталая, что он так терпеливо объясняет мне возможность спутать тройку с пятеркой? Или тут всё-таки дело нечисто? Безусловно, он видит мое выражение лица со всем спектром сомнения, поэтому любезно открывает дверь комнаты, из которой только что вышел, и приглашает меня войти.