– Привет, – улыбнулась Варя, принимая у отца сумку. – А ты чего так долго на работе?

– Да, там с договорами такой бардак, что пришлось засидеться, – отмахнулся он, сбрасывая с себя куртку, и на пол отправилась еще горсть снега.

Мама прошла мимо, даже не взглянув на отца, бросив лишь:

– Двадцать часов договора исправляли, бедные.

И скрылась на втором этаже. Едва это произошло, Варя перевела обеспокоенный взгляд на отца.

– Вы поругались?

Тот построил мину, мол, не заморачивайся, опять мамины тараканы, и отмахнулся. Он ушел переодеваться, а Варя поднялась в комнату Славы.

Брат сидел за столом, уже причесанный и с собранным рюкзаком на спинке стула, что-то старательно выводя на бумаге. Он так сильно нажимал на карандаш, что грифель ломался, и ему приходилось раз за разом тянуться в ящик за точилкой.

– Ты злишься на меня за то, что я назвала тебя ябедой?

Слава запыхтел, снова до краев наполняясь обидой, но отрицательно замотал головой.

– Ты не выполнила обещание.

Варя прикусила губу от досады. Ей хотелось надеяться, что все случившееся ночью – дурной сон, но, похоже, он был большей явью, чем все, что с Варей происходило.

– Из-за того, что зашла в твою комнату? – тихо спросила она, чувствуя, как голос подрагивает.

Слава вдруг перестал рисовать. Замер, так что Варя решила, что его снова сковал приступ, но спустя мгновение отбросил от себя карандаш, убрал рисунки в рюкзак, и, прихватив его с собой, отправился прочь, грубо отпихивая сестру с прохода.

– Ты обещала привести меня пораньше. Мы с Димой хотели поиграть перед уроками. А время уже без пятнадцати восемь.

Слава скрылся на лестнице, а Варя не могла поверить, что это на самом деле сказал ее брат. Слова звучали слишком взросло, и их порядок в предложении отбрасывал любые ассоциации с первоклассником.

– Ты идешь? – крикнул Слава, судя по звуку застегивая куртку.

Только тогда Варя отмерла и двинулась одеваться, не в силах избавиться от мысли, что сегодня ночью точно что-то произошло. И она даже вообразить себе не может изменения, которые спровоцировала эта ночь не только в Славе, но и во всей ее семье.

***

Когда они уже подходили к школе, и оставалось только пересечь дорогу, Варя взяла Славу за руку и остановила, присаживаясь на корточки рядом.

Они всегда шли, держась за руку, и только на территории школы Слава ее вырывал, боясь, что кто-то может увидеть и засмеять. Теперь же брат отвергал любые Варины попытки и шел впереди, грузно топая ногами, что на него было совсем не похоже.

– Прости меня, пожалуйста, – искренне попросила Варя, пытаясь заглянуть Славе в глаза, когда тот всеми силами отворачивался. – Я не хотела обижать тебя или подставлять. Скажи, как мне это исправить, и я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение. Я люблю тебя, Слава, и ничего не делаю специально, чтобы причинить тебе зло, слышишь? Что мне сделать?

– Оставь меня в покое.

Он резко развернулся, освобождаясь от ее объятий, и зашагал в сторону школы. Варя проводила его тоскливым взглядом, смешанным с паникой и беспомощностью. Она понимала, что такого поведения не избежать, но оно должно было начаться только ближе к двенадцати, но никак не сейчас. Резко в Славе что-то переменилось, надломилось, и теперь он не желал подпускать к себе даже ее, самого близкого человека, ближе которого не могла быть даже их мать, проводящая со Славой слишком мало времени.

Домой Варя плелась, едва передвигая ноги. Заглянула в магазин, чтобы отдать вчерашнюю недостачу, и двинулась домой самой длинной дорогой. Спать, как вчера, совершенно не хотелось, но и возвращаться домой желания не было. На улице, застеленной белыми сугробами и разогнавшей морозом людей по домам, Варя вдруг почувствовала себя в большей безопасности, чем дома. Как справиться с дворнягой она знала, а больше никто ее здесь обидеть не мог. Именно так ощущался этот поселок: спокойным и уютным, но при этом стылым, как земляная могила.