– Михалыч! Идем, друже. – поводок был длинный, но Износкин его не тревожил. По уму Михалыч, если не брать март (там отдельная песня), стоял крепко между 16-ти битной Сегой и первой плойкой Сони. Михалыч выгрузился из леса на запущенный проселок. Две колеи едва-едва можно было определить в елочном молодняке и зарослях цеплючего дикого шиповника. Хвост трубой. Окрас пепельный. В зубах никакой лишней пташки. Воспитанный кот. Износкин наклонился и протянул руку. Михалыч деловито и споро взобрался на плечо. Обнюхал старую кепку и бритую шею. Уселся поудобней и коротко мяукнул. Пёховоз «Износкин-1970» отправляется с 1 платформы. Конечная станция – Дом. И это неплохо. Идти , идти. Тянуть за собой тяжелые от приятной усталости ноги. Слушать мир, видеть мир внутри и рядом. Может не об этом думал Износкин. Совсем не об этом. На самом деле, как бы половчей в Полотняный сегодня успеть, думал. Но, если разобраться, то именно об этом, как и любой человек в редкие моменты согласия с самим собой. Первым забеспокоился Михалыч. Износкин сквозь плотную ткань афганки почувствовал кошачьи когти.

– Ты чего, котяра? Почти дошли. Не хочешь? Прыгай тогда.

Износкин отстегнул поводок и Михалыч побежал обнюхивать, исследовать незнакомую ему штуку, неожиданно выросшую у их с Износкиным свеже зеленого штакетника. Износкин знал, что это за штука. И дядьку возле черной Тойоты Тундры, на которого шипел Михалыч, Износкин знал. Очень хорошо знал. Он посмотрел вверх. Тривиально, но солнце потерялось за серыми с грязным окоёмом тучами. Износкин, на что уж человек метеоустойчивый, но и ему стало неуютно и зябко. Будто промозглый декабрь в Кингисеппе, а не мягкий июль в Дзержинском районе.

– Ну, здравствуй.

– Здравствуй. – ответил Износкин.

Рука у Соловца до сих пор крепкая и голос тот же. Парикмахерский. И навязчивый и равнодушный.

– Думаешь, как тебя нашел?

– Тпру, Михалыч. Тпру. – Износкин дернул за поводок. Отогнал от Соловца, превратившегося в пепельную дугу, Михалыча.

– Думаю, зачем я тебе понадобился. Через столько лет. Мы вроде в последний раз берегами ровно разошлись?

– Точно. Я свое и твое слово помню. Что там у тебя?

– Лисички.

– Да ладно. Покажь.

Износкин потянул с плеча тяжеленький рюкзак. Поставил на землю и ослабил завязки. Соловец зачерпнул пригорошню лисичек. Поднёс к лицу и с наслаждением втянул в себя крепкий грибной запах.

– Как в детстве побывал. Сколько?

– Так бери. Сколько хочешь.

Соловец открыл дверцу Тойоты. Нырнул внутрь. Через мгновение вернулся с бумажной фирменной сумочкой в руках.

– Держи. – Соловец открыл пакет и показал его содержимое Износкину.

– Нормально? – спросил Соловец.

Износкин не поддался. Вытащил из кармана пакет и щедро отсыпал в него из рюкзака.

– От души брат.

Износкин повел свободными плечами. Туда-сюда. Потом размял закаменевшую шею. Сюда-туда.

– Мое слово нет. – сказал Износкин.

– 50 тонн бакинских. И это задаток.

– Мы договорились. Я не убиваю людей.

– А людей не надо. Это Таро.

– Таро? Ты хочешь чтобы я исполнил Таро?

– Не я. – Соловец помолчал потом неловко рассмеялся. – Такая петрушка, Ухо. Таро сам себя заказал.

Вечер. Небо как тихое лесное озерцо. В нем луна отражалась и первоцветы звезды. На лавочке рядом с просевшим крыльцом Износкин давал полный расклад Михалычу. Дымел контрабандной «Короной» и слова потихоньку выцеживал.

– Ухо. Надо же. Вспомнил. Как оно было до износкиной эры.

Михалыч слушал. Облизывал лапку. Серьезное дело, но слушал.

– Таро. – продолжал Износкин. – Он меня в это дело затянул. Хотя кому я вру.

Износкин повернулся к Михалычу.

– Сам не хотел. Так ничего бы и не было. Сейчас понимаю. Деньги не главное. И Чечня моя не при чем. Он на брата меня взял. Брат у меня был. Сашка. Дурак дураком. В 96-м я вернулся. Май такой был. Как вода у нас в колодце. Бодрячок и вкусный. Только Сашок наш в 18 лет изнутри сгнил. Ни кишок, ни сердца. Труха и плесень. Сначала как у всех. Травокуры всех стран. Потом героин. Когда все из дома вымел и мамку избил до черепно-мозговой. Крокодил. Страшное это дело, Михалыч. Ноги как колоды. Язвы гноем текут. Простыни по 5 раз на день менять. Мамка в лед зашивалась. Тут меня Таро подловил. В Чечне был. Оружие знаешь. Есть способ брату помочь. Самому приодеться. Да и вообще.