– А я? Как же я?

Грузовик тронулся с места. Въехав в поворот, Буравчик увидел как Кузенков М.П. и незнакомая ему женщина в лыжном костюме пырскнули за Тойоту, забыв на мгновение про коляску, повинуясь первому человеческому закону. Жить. Через мгновение они бы опомнились, но Буравчик не оставил им этого шанса. Он до отказа вдавил педаль и исполнил самый главный человеческий закон. Быть.

… Костя Буравчик умер мгновенно. Ни Кузенков М.П., ни девушка в лыжном костюме, ни тем более ребенок в коляске, толком не успев испугаться, видели как мчащийся прямо на них грузовик, внезапно свернул в сторону и въехал по самый задний борт в гараж с поднятой створкой. Буравчик пробил головой толстое лобовое стекло. В его окровавленном, переломанном теле догорало сердце, а навстречу Косте Буравчику уже бежала, размахивая руками, самая младшенькая его Светка…

Из всех отправленных Костей писем дошло одно. На Дальний Восток в поселок Хвойный Збышкину Павлу Дмитриевичу. «Почта России» – ты, великий замедлитель.. С тобой и конец света не страшен. Ведь мы о нем так и не узнаем.

Износкин хорошо старел. В Калужской области. Между Окой и Шаней. Завел живот и кота Михалыча. Все трое жили, не скучали в доме из крепких темных бревен, под шиферной мшистой крышей. Во дворе настоящий колодец. Wi-Fi на есенинской березе. Из соседей в основном москвичи-дачники. Лето общительное. Зима думательная. Русский круговорот – лучше наилучшего мозгоправа. Где надо уколет. Когда надо соберет всего разом. До единой психической крошки. Хорошо. Хорошо, что мы там, где мы есть. Ведь там где нас нет. Опаньки! Нас нет. Износкин, например, давно это понял. Главное принял и закруглил собственные душевные углы. Начал приглядываться к Надьке Хохловой. Работали вместе. На фабрике «Мастер-Гриб». Он охранял сутки через трое шампиньоны, вешенки, она их собирала. Надька тоже приглядывалась. Может чего и сладится. Сглядится. Износкин не спешил. Ждал когда само собой ковырнет. Скажет: «ЗАГСуй не газуй». А сейчас готовился. Охота нет. Рыбалка. Книжки всякие. Вместе с домом купил Износкин всего Ленина (40 томов, Госполитиздат 1941), Чехова, Чейза, Пикуля и немного Эммануэль Арсан в правильном переводе. Самое то, чтобы не закиснуть на жизненной остановке. Заняться было чем…

Июль. Лисичкин шторм в Калужской области. В березовых светлых лесах островки, острова, архипелаги в волосьях жесткой травы, в солнечных пятнах лесных опушек, под темными и влажными елями. В тот день, например, Износкин вышел из дому после 10, когда солнце выпило досуха всю росу, а уже к 12 его старый армейский рюкзак был набит под завязку. Килограмм 7-8 и лисичка молодая, крепкая. «Ого. Сколько это рубликов?» – считал в уме Износкин. – «Небось 2000. Уря, уря, уря». Грибы Износкин сдавал в Полотняном Заводе. В рифленой будке под вывеской с облупившимися от времени буквами: «Купим всё. И не всё.» сидела грузная, пушистая от старости Ануш. У нее было все остальное, но главное это гипнотический указательный палец с толстым, вросшим в плоть червонным кольцом. В буквальном смысле Износкин цепенел, наблюдая за тем как палец Ануш орудует в его рюкзаке. Выщелкивает без жалости некалиброванные «лопухи» и обезглавленные ножки. Но всякий раз, когда Износкин с деньгами в кулаке и тощим рюкзаком отчаливал от обитого жестью прилавка в голове его била в барабан серьезная обезьянка в красной феске с плетеной кисточкой. Мешала разыграться неприятному чувству, что Износкина раздели и отымели ясным днем и при всем честном народе. С такой добротой и участием, что Износкин, признаться честно, если бы попросили, согласился бы еще разик и бесплатно.