Но ничего подозрительного за ними не обнаружилось. Каждый занимался только своим делом, ничего не вынюхивал, не высматривал. Никто из них так ни разу и не поднялся на второй этаж дома. Не придерёшься. Но несколько сцен Ивана Сергеевича озадачили. Он даже пожалел, что система не записывает звук. Порой, Ута обращалась со Свеном не как с отцом, а как с подчинённым или даже слугой. Особенно после каверзных вопросов Ларгессона, она отчитывала его так, что бедняга едва не падал перед ней на колени. Странно, очень странно.

Он достал из кармана телефон и набрал номер из телефонной книги.

– А, привет, старина, – раздался на другом конце приятный мужской голос.

– Привет, дружище. Я тебя не сильно отвлекаю?

– Конечно нет. Я весь во внимании. Кстати, как тебе Ларгессоны?

– Я как раз хотел о них поговорить.

– Что-то не так?

– Не знаю. Они мастера своего дела, как ты и говорил, ведут себя подобающе. Но они какие-то странные. Порой, складывается такое впечатление, что они не отец и дочь.

– Знаешь, Иван. Я их давно знаю. Раньше за ними никаких странностей не наблюдал. Но однажды они ушли в море на яхте. Их двое, жена Свена и ещё пара. Они попали в шторм, в страшный шторм. Помнишь, наверное, два года назад в Бискайском заливе. Выжили только Свен и Ута. Их нашли на одиннадцатый день в разбитой, еле держащейся на воде посудине без еды и воды. Вот с тех пор они и стали странными. Но, должен заметить, оба превратились в настоящих кудесников.

– Спасибо, теперь всё ясно. Извини, что побеспокоил тебя по пустякам.

– Ничего страшного. Дети то как?

– Прекрасно. Таня и Саша завтра вернуться назад с малышом, Лита, стараниями Уты, начала ходить.

– То ли ещё будет. Эта девчонка любого, у кого ноги есть, заново ходить научит. Она самая настоящая целительница.

– Ну ладно, спасибо тебе. До связи.

– До связи.

Стрижевский задумчиво почесал бровь и убрал телефон. Многое проясняется, но многое ещё остаётся неясным. Неужели та трагедия отдалила переживших её вместе отца и дочь. Обычно, всё случается с точностью до наоборот. Если только на той яхте не случилось что-то ещё. Любопытство подначивало осторожно расспросить о том, что случилось на яхте, но Иван Сергеевич боялся, что его расспросы ни к чему хорошему не приведут. Похоже, придётся мириться с их странностями. Ну и присматривать, на всякий случай.

Рядом раздались шаги. Лита, уставшая, но довольная, осторожно опустилась на скамейку. Тут же рядом уселся Чарред, а непоседа Виктория запрыгнула на развалившегося в шезлонге Стрижевского.

– Устала, – отдышавшись, проговорила Лита.

– Ты молодец, – похвалил её Иван Сергеевич. – Не забудь за обедом выпить обезболивающего, а то снова зубами скрипеть от боли будешь весь вечер.

– Ну, уж нет. Это моя боль, и я буду её терпеть.

– Ты уже достаточно натерпелась. Так что сделай своему телу поблажку.

– Где Ута и Свен? – Лита пропустила замечание мимо ушей. – Я видела их здесь. Кстати, передай пару бутербродиков с рыбкой.

Стрижевский протянул ей целый поднос, и она осторожно взяла в каждую руку по канапе; один за другим отправила их в рот.

– Свен молодец. Казалось бы – элементарная вещь, а сделает так, что пальчики оближешь, – проговорила она с набитым ртом.

– Как тебе они?

– Замечательные. Немного странные, порой непонятные, но прекрасные люди. Кстати, ты так и не ответил, где они.

– На стол накрывают, сейчас обедать будем.

Стрижевский встал с шезлонга и подкатил стоявшую поодаль коляску.

– Садись, хватит на сегодня.

Лита не стала спорить. Подмигнув мужу, она обвила его шею руками. Чарред легко поднял её и осторожно посадил в кресло. Иван Сергеевич налёг на ручки и направился к дверям в витраже столовой. Колёса коляски отсчитывали швы в стыках между каменными плитами дорожки. Один, два, три… невольно начал считать Стрижевский, задумчиво глядя на Литу. Почему-то на душе нарастало беспокойство. Подсознательно, шестым чувством он ощущал что-то, но пока не понимал, что именно.