Когда они ушли, старик и дети позволили себе небольшую передышку, чтоб съесть по просяной лепёшке и запить хлеб водой. Ан-Химеш устало развалился в кресле, Бэудиша и Нишерле сели прямо на песок, прислонившись спинами к тёплому камню ограды. Сейчас начнут собираться следующие полсотни. Потом ещё и ещё, а вечером придут отобранные Бэудишей женщины, вызвавшиеся научиться готовить вытяжку.

– Когда ты отправишь нас в ту долину? – спросил юноша.

– Подожди, Нишерле, к чему такая спешка, – старик поморщился, то ли от боли в животе, то ли от недовольства нетерпением внука.

– Но в Аррикеше ждать не будут.

– Это ты привык к местной жаре. А там думают иначе. Сокровища никуда не убегут, приготовиться к обороне Азулахар, по их мнению, не сможет. Так зачем спешить. Можно дождаться зимы, когда солнце станет не столь жестоко. Но они не знают об оружии в наших руках. А нам как раз лучше, если они придут по прохладе. Тогда удар джуммэ будет смертоносен и неудержим. Так что, дружок, наберись терпения. Ведь ещё понадобится уйма времени, чтобы защитить от болезни наших земляков.

– Но что потом, дедушка? – спросила вдруг Бэудиша.

– Что ты имеешь в виду?

– Придёт сюда армия, мы нашлём на неё мор. Кто-то умрёт, кто-то может и выживет. Но потом за первыми придут другие. А если кто-то разгадает секрет твоих лекарств? И тогда наши усилия окажутся напрасны.

– Ты верно рассуждаешь, красавица моя, – дед нахмурился. – То, о чём ты сказала, вполне может случиться. Поэтому нам придётся обрушить удар джуммэ на весь Арриго…

– Но дедушка! – девушка вздрогнула. – Мы же погубим многие тысячи невинных.

– Когда империя загнётся от мора, и силы её ослабнут, тогда появитесь вы – спасители, несущие жизнь. А если вы всё правильно сделаете, золотой трон Арриго может стать вашим.

– Дедушка!

– Да, Бэудиша. У вас есть шанс не только отомстить за себя, за Азулахар. У вас есть шанс заполучить в свои руки власть. И не говорите мне, что она вам не нужна, и вы хотите быть свободными от подобной ответственности. Вы ещё слишком молоды для того, чтобы почувствовать в полной мере, как сладка власть. Сейчас она сама идёт в ваши руки, так что не отказывайтесь. Хотя бы ради меня.

– Ута, дорогая моя, вы настоящая волшебница, – Стрижевский галантно поклонился и поцеловал её руку.

– Здесь не только моя заслуга, доктор. У вашей дочери потрясающая воля, стремление победить. И без моей помощи она начала бы ходить, ну, разве что немногим позже.

– Если честно, она мне не дочь, она моя воспитанница. Её родители… – Иван Сергеевич замялся, но Ута, поняв это по-своему, поспешила продолжить:

– Ох, простите, что так бесцеремонно вмешиваюсь в ваш мир. Не продолжайте, не бередите прошлое.

Стрижевский не придумал ничего лучшего, как промолчать и продолжил наблюдать за неуверенными шагами Литы. Опираясь одной рукой на плечо мужа, другой на трость, она осторожно шла по набережной. Рядом крутилась Виктория. Она то и дело пыталась помочь, поддерживала трость, когда мать опиралась на неё, и всё время подбадривала: «Мама, левой ножкой; мама, правой ножкой, мама – молодец».

Чарред и Лита весело смеялись чудачествам ребёнка, радостные улыбки не сходили с их лиц. Но Стрижевский знал, что потом она будет отлёживаться в постели, закрывшись в спальне на ключ и, кусая губы, сдерживать стон, рвущийся наружу от пронизывающей мышцы боли.

– Немного бутербродов перед обедом не желаете? – неожиданно появился Свен и поставил на столик блюдо с разнообразными канапе.

– Весьма кстати, – согласился Иван Сергеевич и отправил в рот ромбик хлеба с положенным на него кусочком варёного мяса и сыра.