– Ай, какая молодец, – повар сел на пустующий рядом шезлонг. – Сейчас нагуляет аппетит, а у меня как раз сегодня суп фасолевый с грудинкой – то, что нужно, чтобы восстановить силы.

– Вашими стараниями, дорогой друг, мы совсем избаловались. Придётся просить вашу дочь продлить контракт с нами на неопределённый срок.

– Я буду только рада. Вы щедро платите, живёте в великолепном месте и умеете составить компанию, – засмеялась Ута.

– Завтра приезжают наши соседи. Думаю, они будут рады, если вы останетесь.

– В скором времени малышу понадобится массаж. Так что и им я пригожусь.

– А как я пригожусь! Если вы думаете, что я умею готовить только для больших дядь, то глубоко заблуждаетесь. Знаете, какие каши я для малышей варю, – проникновенно сообщил Свен, и Ута с Иваном Сергеевичем снова рассмеялись.

– Поскорее бы она вернулась к нормальной жизни, – лицо Стрижевского вновь приобрело задумчивое выражение.

– Эх, шутка ли, упасть… – начал было Свен, но осёкся, потому что – Иван Сергеевич заметил краем глаза – Ута пребольно ущипнула его за руку.

– Почему вы так решили? – он повернулся к повару, удивлённый не столько его прозорливостью, сколько поведением его дочери.

– Ох, простите ради бога, – Ута смущённо потупила взгляд. – Лита мне рассказала, а я не удержалась, сболтнула папе.

– Да ничего страшного, – Стрижевский улыбнулся. – В этом нет тайны, особенно для друзей.

Двое взрослых и ребёнок дошли до края набережной и повернули обратно. С каждым шагом уверенности у Литы прибавлялось, её шаги становились твёрже, шире. Лишь ослабевшие от долгой неподвижности мышцы мешали отбросить трость и пойти самой. Ещё немного усилий, ещё чуть-чуть, и она будет ходить самостоятельно, сможет жить полной жизнью. Жаль только Эйнар уже никогда не увидит, какой стала его дочь.

– Она удивительная женщина, – проговорила Ута. – Сколько скрытой силы дремлет в ней. Вы знаете, доктор, чего ей потом будет стоить эта прогулка?

– Представляю.

– Ещё не скоро уйдут эти боли; месяц, а то и два. Ей придётся терпеть.

– Вы не рассказывали, кем она была, дорогой друг, – проговорил вдруг Свен и как-то хитро улыбнулся, прищурив взгляд. – Надеюсь, это не секрет?

– По-моему, ты слишком любопытен, папа, – Ута резко повернулась к нему, а Стрижевский услышал в её словах странные, угрожающие нотки.

– Ох-ох-ох, прошу прощения, – Свен поднялся, раскинул в стороны руки. – Слишком любопытен. Пойду лучше накрывать на стол. Я ведь здесь именно для этого.

Последнюю фразу он произнёс так, словно хотел сделать дочери какой-то упрёк. Иван Сергеевич заметил, как в этот момент в глазах Уты сверкнули искорки гнева, но она, почувствовав на себе взгляд, спохватилась, повернулась, пряча эмоции за красивой улыбкой.

– Простите моего папу, – проворковала она. – Он, порой, становится крайне несносен. Я пойду, помогу ему, а вы подходите потихоньку.

Она вскочила с шезлонга и бросилась догонять отца. Стрижевский проводил их взглядом. Отец и дочь что-то выговаривали друг другу. Слов слышно не было, говорили они тихо, но было заметно, как виновато смотрит в землю Свен. Казалось, ещё немного, и он провалится от стыда. «Странно, очень странно», – подумал Иван Сергеевич.

Несколько последних дней поведение этих двоих вызывали у Ивана Сергеевича некую озабоченность. Свен часто задавал такие вопросы, честный ответ на которые заставил бы рассказать о чудесах с параллельными мирами. Ута же, когда слышала их, делала такое лицо, что, казалось, она готова броситься на отца и разорвать его в клочья.

Грешным делом, Стрижевский хвалил себя за то, что не постеснялся поставить в некоторых комнатах систему видеонаблюдения. Рекомендации рекомендациями, но проследить, что делают гости, когда за ними никто не наблюдает – верный способ предупредить возможную угрозу. Эти двое вполне могли быть позарившимися на богатство мошенниками.