Он не шевелится, не отвечает. Дыхание призрачное, почти не слышное, пульс под пальцами едва прощупывается.

– Не смей бросать меня... Ты должен выжить и раздать долги, – хриплю и реву. Если он не очнется – я останусь одна – никому ненужная сломанная вещь. Бабочка без крыльев.

Марк не отвечает и, когда я почти засыпаю на его руке, меня окликает хозяйка дома:

– Вика, пойдем. Ты ему ничем не поможешь сейчас. Просто нужно время. Руслан заведет машину и мы отвезем вас в город – может будет шанс. Как раз уже солнце вышло и дороги подсохнут. Есть надежда.

– А такси? Вы вызывали? – я оборачиваюсь и смотрю умоляюще на девушку.

– Да. Но пока никто не приехал. Все не так просто.

– А может еще у кого есть машина? Неужели на всю деревню у вас у одних есть авто?

Девушка пожимает плечами. Помогает мне встать. Я отпускаю руку Марка, заляпанную моими слезами. Кольцо отбрасывает блик, когда одна из капель соскальзывает вниз. Привиделось? Да. Слабое солнце из окна играет на золотой поверхности.

– Здесь одни трактора. У старого мельника вазик был, но тот давно стоит разобранный. Там дети играют в прятки. Я – Соня. Пойдем. Накормлю тебя, а то ты совсем зеленая. Все образуется. Главное, верь в лучшее.

Если бы это было так просто. Бесшумно иду за ней.

На кухне светло и просторно. Под окном большой стол, по периметру кухонный гарнитур сиреневых оттенков: куча ящиков и отсеков.

– Сядь пока сюда, я тебе обработаю ожоги, – девушка пододвигает табуретку.

Ноги словно поленья Пинокио, хрустят и не хотят сгибаться. София приспускает осторожно края ночнушки и распыляет чем-то над моим плечом. Белая пена холодит, и жжение, постепенно становится терпимым.

– Марку повезло с тобой. Ты его очень любишь, – говорит девушка и расставляет передо мной тарелки.

Я поджимаю губы, чтобы не болтнуть лишнего. Не могу навлекать на чужих людей опасность. Не знаю, что будет, если признаюсь. Не знаю, кто поджег дом. Не знаю, кому верить. Так что, я решаю молчать, как и в тот раз, когда решила не признаваться в больнице. Это необъяснимое внутреннее чутье, что нельзя болтать – нужно просто переждать. Хотя был ли смысл молчать тогда?

Пюре и котлеты очень вкусно пахнут. Чувствую, что сейчас наброшусь на тарелку и, как голодный зверь, буду рычать, чтобы не забрали. Но сдерживаюсь.

– Спасибо вам огромное.

– Не за что. Любой бы так поступил. Вот только меня твой муж беспокоит: слишком долго не приходит в себя. Ты ведь с ожогами – понятно, сутки провалялась в бреду. А вот он – без единой царапины, но его дыхание и пульс, – Соня на миг замолкает, качая головой. Она садится возле меня и кладет руку поверх моей. – Его пульс отдаляется. Понимаешь, о чем я?

Я недоуменно смотрю в светлые глаза девушки. Мотаю головой.

– У нас в деревне знахарка есть – Зоя. Я ее сразу позвала. Она к тебе зашла, что-то почитала над тобой и попросила не тревожить пока не очнешься, а к Марку в комнату только заглянула…

Задерживая дыхание, шепчу:

– Не понимаю…

– Бабулька сказала, что уже не может помочь.

– Как это?! – я подрываюсь, но Соня тянет меня вниз и усаживает на место.

– Погоди, не волнуйся. Руслан уже второй день из-под машины не вылезает. Верь, что все будет хорошо.

– Нет, не будет. Без него ничего не будет хорошо, – я заламываю руки. Плечо начинает свербеть и печь. Кусаю губы. Сердце снова бьется слишком громко.

– Сейчас нужно поесть, а там решим, что делать. Вдруг скорая доедет.

– Ну, нас же привезли сюда как-то! У вас же здесь не край мира?!

– Не край, но перебои с транспортом бывают. Особенно после дождей. Размывает дамбу и намывает муляки на дорогу столько, что пока не высохнет – проехать нельзя. А вчера так лило, что в двух метрах ничего не видать. Стена стояла. Кстати, хоть ваш пожар потушило. Что у вас там произошло?