К тому же, если быть совсем честным, Эндрил хотел взглянуть на гостей с Юга. Хоть одним глазком.

– С дороги, солдат, – он решительно двинулся вперёд, краем глаза заметил, как стражник дёрнулся в его сторону, опустив немного пику, но тут же опомнился и отступил в сторону, позволяя Эндрилу пройти в тронный зал. Эндрил кивнул, одобряя это решение.

А затем толкнул высокую дверь плечом.

Просторное помещение тронного зала открылось перед Эндрилом, и он на секунду вновь ощутил себя ребёнком, пробравшимся сюда втайне. Вспомнил, как расхаживал между золотыми колоннами, рассматривал постоянно меняющийся узор на сводчатом янтарном потолке, диковинное оружие, развешенное на стенах, памятники, подсвеченные канделябрами.

Вновь увидел ствол Царь-древа – вернее, золотую ветвь, вокруг которой был построен дворец, и которая проходила через этот зал насквозь, словно копьё. Ствол, испещрённый узором потрескавшейся коры, принявший здесь золотой оттенок, устремлённый ввысь и распадающийся ветвистой лозой под самым куполом. Лозой, оплетавшей зал и делающей его частью самой кроны.

Увидел трон, установленный на возвышении, куда вели восемь ступеней. Трон, на который так любил забираться в детстве и делать вид, что отдаёт указания генералам, отчитывает советников или благородно помогает просителям. Кто бы мог подумать, что теперь они здесь и впрямь будут.

Сейчас этот трон пустовал.

Шесть человек окружили большой деревянный стол, на котором была расстелена карта, а по краям стояли стопки бумаг, такие высокие, что были вот-вот готовы рассыпаться по великолепному, вычищенному до блеска мраморному полу.

Трое – спиной к Эндрилу в тяжёлых блестящих латах. Огромные и решительно здесь неуместные – в точности, как и сами генералы на совете. Будто стальные големы, созданные отцом для устрашения. У каждого из них даже был меч – такой же огромный и неуместный, как они сами. Боги, с кем именно они собирались сражаться в тронном зале? Хотя, пожалуй, такой штукой можно было немного подпилить разросшуюся по одной из стен лозу, которая почти уже добралась до мебели.

Напротив них стояли торговцы. Два человека в пышных красных кафтанах, увитых золотыми нитями. Пожилые, светловолосые, похожие друг на друга, будто близнецы. Полные, блестящие от пота лица, поднятые в ухмылках уголки губ. У одного – похоже, главного, – аккуратная седая бородка, оставленная для подчёркивания возраста и, соответственно, статуса и опыта.

На шее у каждого виднелся обязательный атрибут. Плоская золотая монета, диаметром с кулак, на серебряной цепочке. Монета, которая была символом их гильдии. И прекрасно давала понять их отношение к короне. Именно драгоценные металлы выбрали торгаши для своего символа. Их, а не кристаллы, позволяющие кораблям подниматься в воздух, добываемые на Царь-древах и являющиеся основной валютой всех королевств. Или, вернее, считающиеся таковыми. Многие острова уже полностью или частично перешли на оплату золотом и серебром. И даже в Цветочных вратах можно было совершать сделки с помощью таких монет.

Что ж. Эндрил всегда считал, что перемены – спутник гармонии и постоянства. Необходимость, без которой любой организм погибнет. Эволюция, если уж на то пошло. Но вместе с этим верен был и другой тезис: далеко не все перемены ведут к чему-то хорошему. Хотя, пожалуй, отцу он об этом говорить не станет.

Король Мелтен Тан Гурри, конечно же, тоже был здесь. Он никогда не одевался по моде Царь-древа. Не носил свободных одежд, которые, как он считал, больше походили на платья. Даже мантию и ту надевал не всегда, предпочитая строгие камзолы или военный мундир. Будь его воля, был уверен Эндрил, он бы и по дому ходил с мечом, пристёгнутым к поясу. Если бы, конечно, не пожелал держать его в руке.