Анна восприняла провал близко к сердцу.

– Нехорошо начинать с неудачи, – пожаловалась она Фефе.

– Ничего, как-нибудь справимся, – успокаивала та. – Может, Господь рассудил, что так ты скорее в дело вольешься.

– Это еще почему? – удивилась Анна, справедливо полагая, что все как раз наоборот: удача окрыляет.

– Злость тоже помогает, ежели надо.

Рассудив, она решила, что Фефа права. Злее, значит, внимательнее, настойчивее и упрямее.

Притираться им с Лазутой пришлось еще долго. После первого столкновения были и второе, и третье. А потом случилось убийство на окраине города, подмога запаздывала, и они остались вдвоем против пятерых матерых бандитов. И тут оказалось, что в критической ситуации они понимают друг друга буквально без слов. Если бы не эта непонятная им самим слаженность, лежать бы обоим в грязном сугробе под полуразвалившимся забором бандитского логова.

Потом они рассказывали друг другу, что ощутили в эти мгновения, будто действовали как одно существо, но с двумя парами глаз, рук и ног.

С того дня все пошло по-другому. Лазуту, конечно, могла исправить только могила, но перед ней он выпендривался теперь нечасто, так, иногда, чтобы не забывала: он тоже не лаптем щи хлебает, кое-что умеет, во всяких переделках бывал, к тому же с теорией вопроса у него все в порядке!

А еще через некоторое время оба удивлялись, с чего их потянуло цапаться.

Ведь у них так здорово получается вместе работать!

Иван Лазута был фрондером по природе. Даже манера одеваться выдавала в нем человека, который ни за что не станет следовать общей привычке выглядеть кое-как.

Большинство сотрудников донашивали военную, времен Первой мировой форму. Основу их простого гардероба составляли гимнастерки с широкими ремнями, косоворотки, толстовки, в редких случаях – френчи. Лазута любил щеголять в пиджаке с накладными плечиками, цветных рубашках с отложным воротником, коротких, до щиколотки брюках с манжетами, светлых носках и до ужаса модных ботинках «джимми». Была в его гардеробе также шляпа «борсалино», но эту надевать он опасался, как бы не упрекнули в мещанстве, поэтому носил кепочку. Впрочем, та очень ему шла.

Самым главным опознавательным признаком, оповещающим всех, что Лазута где-то рядом, был запах «Тройного». Длилось это до тех пор, пока Березин не вызвал модника к себе и строго-настрого запретил душиться одеколоном.

– Тебя каждый преступник за версту унюхает! Подведешь себя и товарищей! Еще раз учую эту парфюмерную лавку, получишь строгий выговор с занесением!

Анне эту историю рассказал вернувшийся из Кишинева, куда был послан на помощь молдавским товарищам, Макар Бездельный. Встретив в коридоре, Анна чуть на шею ему не бросилась. Оказалось, страшно скучала по нему.

Бездельный и сам обрадовался.

– Ты как? Уже шуруешь вовсю? Ну погодите, преступнички! Анна Чебнева идет!

Он долго тряс ее руку. Анна поняла: хотел обнять, да не решился. Не в ходу в УГРО нежности.

– Мне сказали, что ты в нашем отделе. Вот здорово! Будем вместе бандитов бить!

И начали бить! Да так успешно, что к двадцать шестому году бандитизм в Ленинграде был практически ликвидирован как явление, о чем заявил во всеуслышание Народный комиссар внутренних дел РСФСР Белобородов. Крупные, насчитывающие по несколько десятков человек банды практически исчезли, а волков-одиночек пересажали. Чего стоил только разгром банды «попрыгунчиков», нападавших на одиноких прохожих, одевшись в белые саваны и колпаки!

Даже давний знакомый Анны товарищ Троцкий, выступая, заявил, что всех бандитов пересажали.

Так думали все, кроме самих сыщиков.