Парень со вздохом перешагнул через вмороженного в пол нищего, пытавшегося поднять обронённые кем-то медяки – бедняк так и остался умирать застывшим символом равнодушия.

Два стражника у стола буквально приросли друг ко другу, напоминая чудовищное создание с четырьмя руками и двумя туловищами. Один до сих пор держал ледяную кружку, на лице воина гротескно и жутковато отражалась смесь удивления, злости и желания допить любимое пойло вместо того, чтобы спасаться от ледяной скверны. Видимо, он до конца надеялся, что представление в таверне закончится лёгкой показухой с фейерверками, а потом полуголые красавицы со смехом нальют каждому дармового вина от хозяина. А ведь у него ещё оставался шанс спастись – это Дирни определил сразу, оценив расстояние до выхода.

Следующая картина заставила парня похолодеть от ужаса. В уголках глаз будто закололо иглами, а кончики пальцев задрожали, так у него всегда случалось в минуты сильного потрясения, когда казалось – ещё немного и всё внутри вывернется наизнанку.

Девушка. Невероятно юная и цветущая. Магия льда у этой стены совсем не обезобразила её как остальных, а лишь аккуратно осыпала налётом серебра. Казалось, поднеси факел – и красавица вздохнёт, поправит роскошную густую косу и поднимется, с вежливой улыбкой поблагодарив воинов за спасение.

Ей на вид можно было дать не больше пятнадцати-шестнадцати. Девушка прижимала к себе младшую сестру, как две капли похожую на неё и закрывала её от угрозы.

Кроха выглядела совсем живой, едва тронутой льдом – даже выражение огромных голубых глаз, характерных для ламерийских красавиц, не отражало ужаса и смертельного страха, а скорее непосредственное удивление: «Ой, а что это за волшебный снежок вокруг? Неужели мы пойдём летом кататься на горке? Вот будет здорово!»

Почему-то парень решил, что отважную девушку звали классическим ламерийским именем – Миила. Из таких как она получаются отличные жёны, верные, душевно-гостеприимные и растящие розовощёких мальчуганов-крепышей, которые помогают родителям поднимать хозяйство. Он почему-то понял это сразу – по тому широкому, душевному объятию, каким девушка обхватила зазевавшуюся сестру. А ведь могла убежать одна: до крайнего выхода из таверны оставалось всего несколько шагов.

Миила смотрела прямо на него. Этот пронзительный взгляд буквально прожигал душу теплом, ещё оставшимся в удивительно мягких, привлекательных чертах лица. Освещал голубыми глазами все потаённые углы и заставлял задуматься о многом. Почему произошло именно так? Разве сёстры заслужили такую жестокую смерть? И как же теперь достать и наказать ту мразь, которая в ответе за всё?

Девочка прижималась к сестре. За окном с равнодушием убийцы танцевала вьюга, превращая прекрасную архитектуру города в логово зимнего дракона, проснувшегося только ради этого чудовищного зрелища. Остальные замороженные посетители смотрели на Дирни, словно ожидая от него чего-то.

Понимания? Прощения? Сострадания?

Таверна буквально дышала ледяной смертью. Таверна хотела обещания. Таверна требовала его с тихой, жестокой непреклонностью.

– Я. Оторву ему. Голову! – прошептал Дирни, сжав кулаки. – Оторву его уродливую башку за всё зло, которое он натворил!

– Думаешь, это поможет? – Найне с сомнением посмотрела на Шиалу и положила ладонь ей на плечо. От этого жеста почему-то веяло лесной тайной и желанием понять, а не обидеть, но Принцесса всё равно почувствовала, как её охватила резкая обида, будто в её изящную, полную неописуемого Королевского Величия цель кто-то проник грубыми корнями, присвоив часть идеи себе. Это выглядело слишком уж прямолинейно – как запах тяжёлой нищеты в крестьянской избе, какие Шиала видела в детстве в поездках с Наместником Холлингом.