Холлинг украшал городские ворота настолько изуродованными телами чиновников, что даже самые неуступчивые купцы приползали к нему на коленях, умоляя принять от них скромные сундуки с золотом и дары, за которые многие бароны могли удавиться от зависти.

Унижать властью и страхом – его личный талант, уникальное достижение и проклятое призвание, поэтому Наместник не собирался делиться им с кем-то ещё. Так почему эти носатые призраки смеют указывать и портить нервы ему? Какого Единорога они здесь делают?

Осколок стал ещё теплее. Наместник почувствовал, словно его за пах схватила клешня и сдавила так, что стало невозможно дышать, потому что яйца превратились в пищащих слизняков, молящих о пощаде.

Изображения этих идиотских селян в гранях камня вырисовывались всё отчётливее, будто издеваясь. Сердце бешено заколотилось. Виски сдавило. Руки задрожали как в лихорадке.

Птенцы Совести не отрываясь смотрели на бывшего Наместника пронзительными детскими глазами. Одни с таким презрением, что в нём можно было утонуть. Другие с жаждой мести. Третьи с нескрываемым восторгом. И лишь один Птенец, похожий чертами лица на девочку, глядел с жалостью.

Именно от этого взгляда Холлингу стало ещё страшнее. Он застонал и попытался отвернуть лицо от камня, но не получилось – мужчину словно парализовало.

Крестьяне смотрели на него из сияющих граней Осколка с мрачными улыбками мучителей.

Они никому не делали вреда – обычные работяги, которые не подозревали о жестоких политических играх, а просто вкалывали, чтобы те, кто теперь приходит на Арену, стоящую на месте деревушки – вальяжные купцы и всякая фанфаронская знать, жрали до блевоты, развлекались на шумных пирах и продавали целые деревни ради карет из Хиндариса, наложниц из Арофа, омолаживающих зелий из Хорима и прочих предметов роскоши, будь они трижды прокляты.

Осколок засиял вновь.

Холлинг закусил губу от боли, чувствуя, что камень перестаёт повиноваться ему… это не просто волшебная находка с огромной Силой… не просто артефакт, нет…

Что-то иное, с особым своенравным характером и просто шарговым упрямством внутри уникального, сумасшедшего мира из граней, выступов и причудливых трещин! Осколок впился в руку мужчины и не отпускал, а смотрел в внутрь Наместника, освещая даже самые чёрные уголки, о которых сам Холлинг и не догадывался. Его мерзкая, никчёмная душонка съёжилась и затрепетала словно беглый маг на суде Инквизиции.

Но вот бывший палач и торговец судьбами королевских советников увидел свою девушку, изящную рыжеволосую танцовщицу: она так мечтала стать целительницей, что тратила последние медяки, полученные в трактирах на книги. Наивная душа. Зато у неё была настоящая цель. И духовный стержень. В отличие от Холлинга, она не утратила его и не позволила сломать злостью ко всем, кто не соглашался с её мнением.

Наместник привык давить и манипулировать, унижать и стравливать, а целительница относилась ко всем с таким терпением и состраданием, что это вызывало улыбку даже у него. Может, именно поэтому они так подходили друг другу?

Тайре с грустью посмотрела на мужчину, подняла тонкие руки словно в мольбе, её губы раскрылись в предупреждении. Волосы цвета тёмного пламени мерцали в темноте, напоминая потерянное золото, которое он упустил, гоняясь за властью и новыми жертвами.

Затем красавица вздохнула и начала рассыпаться пеплом. Сначала обуглились её изящные пальцы, потом стройные, точёные ноги, а затем вспыхнуло, загорелось лицо. Из глаз ударили мучительные струи пламени.

– Тайре, ты слышишь меня? Я найду тебя! Найду даже в Пределах Вуали Теней! Только прости меня!