Гнур принял вызов. Старик, собравшись с духом, поднял голову. Взял крепко клевец. Без накладной бороды, без парика, в рваной грязной одежде, точнее, в том, что когда-то было нарядными синими штанами и синей же рубахой навыпуск. Ремня с золотыми накладками, как и прочих атрибутов власти, давно уж нет. В старике трудно узнать прежнего надменного Гнура. Лысый, сгорбленный, в обиде, подавленный.

Неравный поединок начался. Тишина воцарилась среди зрителей. Хор в тридцать наливных мужских и женских голосов поднял песню поединка. Две плотно сбитые, в полноте, жрицы озерных властно задавали тон. Одними только голосами, без сопровождения инструментов вывели стройную балладу про честь в бою. Согласными стихами равняли сражающихся воинов с тенями, что исчезают под светом солнца в полдень. Торжественное настроение овладело зрителями. Боги-покровители должны видеть подобающий ритуал. Песня неизбывной грустью звала их, всесильных и бессмертных, присоединиться к людскому представлению. Той же песнью молодость переменяла старость, что отзывалось, в дословности, именно этому ритуальному поединку.

Гнур давно уже не слыл бравым рубакой. Старость годами исподволь отнимала силы. Мор, случившийся три года назад, на который, как на причину отказа идти в поход, он, Гнур, привычкой ссылался, окончательно подломил силы бывшего вождя. Болезнь, унесшая семью, всех детей от трех жен, выпила досуха сок жизни в теле Гнура. По канонам традиций вождя следовало умертвить с честью. Не как жертвенную овцу – одним ударом. А как воина – в бою. Продолжительный танец хищных подскоков, приседаний и фальшивых уклонений от ударов закончился обрывисто-удивленным:

– Оо-ох!

В очередной раз, изобразив уклонение от удара клевцом, Скилур вспорол живот противнику клинком снизу вверх. По середину клинка меч вонзился в тело бывшего вождя. Хор разом замолчал, на полуслове прервав балладу. Гнур с жутким криком пал на колени. Вой умирающего вынес прочь торжественный настрой, заданный песней. Обеими руками поверженный пытался удержать синие в крови кишки. Второй удар, направленный уже в сердце, прекратил мучения. Старик рухнул. Задергав ногами в короткой агонии. Трава плотно забила вопящий рот. Достойной смертью на глазах лучших из двух племен ушел к предкам Гнур.

Племя решило сохранить лицо. Сохранить гордость, но не Гнуру, в старческом безумии готовившему войну. Старым и малым из племени озерных людей, тем, кто жил на берегах и островах огромного пресного моря. Кровью прежнего вождя обида окончательно смыта. Озерные подняли глаза. Братство степных племен восстановлено.

Золотая колесница неспешно, бесшумно вращая спицами, перемещалась по мирному лагерю племени золотых рек. Холодное задалось утро. Предрассветный туман с озера, жирным молоком стелясь по теплой весенней земле, накрывал в коричневой коже шатры. Шатры выставлены линиями у повозок. С востока на запад. Значительный получился муравейник, но вот только воинов в походных жилищах нет. Отряд золотых не ночевал в лагере. Полным составом. Кроме десятка-двух, в дозоре коротавших тьму у нескольких костров.

По настойчивому приглашению озерных, высказанному неоднократно угрожающим тоном, которому невозможно отказать, золотые ушли пировать с вечера к гостеприимным хозяевам. Озерные разобрали поголовно всех, прихватили бы и дозорных, но главным командиром отряда – строгая Танаис. С ней озерные не управились. Жребием, в сотнях, выбрали караульных. Под напутственные, временами неприлично забористые пожелания остающихся в дозоре – воины в обнимку с приглашающими беззаботными толпами покинули холодные шатры.