Лиля не сразу заметила, что клубок тычется ей в ноги – но уже не подгоняя, как раньше. Напротив, он как будто съёжился раза в полтора и явно пытался спрятаться. Она присела на корточки и взяла клубок в руки.

В это же мгновение лес замер, разом пропали все звуки. Глухая тишина упала, будто ловчая сеть. Лампадка ярко вспыхнула – и сразу сникла до едва заметного огонька, словно вокруг выгорел весь кислород.

И тут громыхнуло с такой силой, что загудела земля – а потом затрещало со всех сторон. При полном безветрии деревья пронзительно заскрипели, как будто их терзал ураган. Под плотным слежавшимся слоем иголок и перегнивших листьев поползло, змеясь, нечто незримое. В слабом свете Лиле показалось, что это сами корни деревьев пытаются выбраться из земли и уползти отсюда подальше.

«Туп! Туп! Туп!!!» – загрохотало что-то из чащобы, приближаясь с ужасающей скоростью. Земля содрогалась в такт шагам исполина.

А потом упало одно дерево. И второе. И третье.

Вокруг затрещало, застенало, завыло, как будто рушились и ломались сами основы местного мироздания.

То, что наступало на Лилю из сумерек, было выше самых высоких деревьев. Сперва она подумала, что это и есть дерево (каким-то невероятным образом ожившее), но потом заметила, что в спутанной кроне голых ветвей горят два огромных глаза: желтовато-зелёные, круглые, безумные. Там, где должен был находиться рот, зияла чёрная дыра, из которой с каждым выдохом сыпался трухлявый листопад. В темноте рта проблескивали острые щепы-зубья. Тело существа было собрано из десятков сросшихся стволов, покрытых мхом и бледными грибными наростами, похожими на струпья. В трещинах кожи-коры кровью древнего дерева пульсировала смола.

Чудовище ярилось, ему словно бы не хватало места от бурлившего в нём гнева.

Оно взмахнуло ветвистой лапой, с силой отталкивая от себя макушку ближней сосны – и ещё одно высоченное дерево рухнуло, выворачивая из земли вековые корни.

Лиля сжалась в комок. Обезумевший великан был уже совсем близко. Огонёк лампадки затрепетал, как на сильном ветру, а потом поник болотным огоньком. Лиля до боли зажмурилась. Если эта громадина наступит на неё, то раздавит в лепёшку и даже не заметит!

Исполин шагнул вперёд – и тут клубок, который Лиля сжимала в руках, вырвался и упал прямо под его сучковатые лапы. Лиля вскрикнула. Едва живой огонёк в лампадке тихо затрещал, мигнул и поник. От фитиля потянулся белёсый дымок.

Древесный великан замер, не сводя с клубка полыхающих яростью глаз. Его ноздри хищно дёрнулись, когда лампадный дым добрался до носа.

– Х-х-ха-ах! – резко выдохнул он, и на Лилю посыпался каскад прелой листвы. – Тиш-ш-шина в лес-с-су быть дол-ш-ш-шна-а-а!

Он занёс над ней огромную ножищу, готовясь сделать шаг. Лиля застыла в немом ужасе – но тут откуда-то слева, лавируя между поваленными деревьями, на них понеслось задорно мигающее светодиодной подсветкой моноколесо, на подножках которого стоял на задних лапах огромный чёрный кот. Глаза его горели зелёным фосфорическим огнём, с пушистой шубы сыпались жгучие искры. Умело управляя транспортным средством, зверь вовремя сбросил скорость, сделал плавный круг вокруг жуткого великана, ухитряясь при этом грозить ему когтистым пальцем, и устремился в чащобу.

Проводив его взглядом, лесное чудище выплюнуло вслед ком вязкой дымящейся смолы – но кот уже исчез в темноте, оставив после себя лишь ехидный смешок.

Чудище зашипело, будто разъярённая рысь, и, влепив напоследок лапой по кронам ближних сосен, рассыпалось кучей сухих сосновых шишек, перепрелой листвы и ломаных веток.