Несомненно, именно по этой причине книга произвела значительный фурор на родине. Ее продажи в Старой Катобе были феноменальными, а эффект оказался одновременно глубоким и поразительным, причем таким, какого достойный профессор не предполагал и не предвидел. Время пришло, и жители восточной части штата с нетерпением ухватились за книгу и сразу же начали вышивать и плести, как это делают композиторы, так называемые «импровизации на тему». В этом виде интеллектуальных упражнений особенно преуспели дамы. Начав с нуля – правда, с самого захудалого – они стали возводить сверкающее здание чистой фантазии, и все это, разумеется, на основе чего-то, что началось просто как волнующая мысль, быстро выросло до радужной надежды и закончилось непоколебимой уверенностью в том, что они сами происходят от предполагаемых выживших обитателей Потерянной колонии.

Практически мгновенно возникла новая, весьма эксклюзивная общественная организация, получившая название «Общество сыновей и дочерей аборигенов». Аристократические притязания ее членов грозили в одночасье затмить даже надменные претензии Ф. Ф. В. и потомков «Мэйфлауэра». «Сыновья и дочери аборигенов» только что узнали, кто они такие, и отныне не будут играть вторую скрипку ни для кого. «Конечно, это хорошо, – покровительственно говорили они, – говорить о королевских грантах, плантациях на приливах и первых днях Плимута, но нельзя считать, что такие пустяковые оригинальности имеют большое значение для людей, которые по происхождению являются потомками первых английских колонистов и индейских вождей». Было удивительно наблюдать, с какой гордостью аборигены заявляли о наличии в их жилах этого дикарского оттенка. Дамы, чьи мужья потянулись бы за дуэльными пистолетами при любом обвинении в том, что в их крови недавно появился цвет, без малейших колебаний заявляли о своих смуглых предках, живших примерно два с половиной века назад.

Нашлись недоброжелатели, которые предположили, что во всем этом необычном спектакле необходимость была матерью изобретения, и готовое принятие легенды Катобы за исторический факт было не более чем ожиданием народа, который слишком долго был раздражен собственной безвестностью и слишком долго был равнодушен к претензиям «семьи». Так, «одна семейная дама» в Виргинии, как известно, заметила однажды, когда ей сообщили, что ее племянник женился на простом ничтожестве только потому, что любил ее:

– Ну, а чего еще можно ожидать? Он воспитывался в Джонсвилле, а это практически город Катоба.

Это проницательное замечание в значительной степени отражает ту оценку, которую обычно дают Старой Катобе посторонние люди. И, конечно, верно, что история штата всегда отличалась скорее домашней суровостью, чем аристократическим великолепием.

Несмотря на все насмешки и издевательства, «Общество сыновей и дочерей аборигенов» крепло и процветало по всей восточной части штата. И то, что начиналось как общественная организация, быстро превратилось в главного союзника укоренившейся власти в политике штата. «Сыновья и дочери» привлекли свою самую тяжелую «семейную» артиллерию, чтобы сдержать натиск Запада, и в ходе решающей кампании 1858 года они выдвинули одного из своих членов на пост губернатора против сельского адвоката из дикого округа Зебулон.

Деревенский адвокат выступал перед государством, отстаивая интересы демократии и рассказывая своим слушателям, что правящая каста Востока с ее деньгами, привилегиями и аристократией мертва и не знает об этом. Как и в случае со Свифтом, когда он объявил о смерти альманаха Партриджа, его логика была неопровержима: ведь, как возразил Свифт, когда Партридж заявил, что он еще жив, если Партридж не умер, значит, он должен был умереть, – так и сельский адвокат придерживался мнения, что Восток мертв или должен быть мертв, а его восторженные последователи назвали последовавшую борьбу «битвой быстрых и мертвых».