– О, я вижу, не все здесь понимают истинное наречие… Что ж, попрактикуюсь в языке чужаков! – она мило улыбнулась. – Привет вам, усталые путники, добро пожаловать на мой ручей!
– Здравствуйте! – смущенно выдавил из себя Пако.
Он никак не мог оторвать глаз от прекрасного гибкого тела лесной нимфы.
Катталин промолчала, лишь кивнув для приличия. Она как-то странно смотрела на Пако и в ее взгляде читалась досада, грусть и еще что-то такое, что ему распознать не удавалось.
Ламия отложила гребень, соскользнула со своего камня и без единого всплеска пересекла ручей по мелководью.
– Какой хорошенький! – речная нимфа откровенно разглядывала Пако, улыбаясь все шире, меж приоткрытых чувственных губ виднелись заостренные белые зубки.
Она повернулась к Катталин:
– Спасибо, девочка, можешь идти. После сочтемся!
Катталин все также молча кивнула и, резко повернувшись, зашагала прочь. Пако хотел окликнуть ее, остановить, ведь не могла же она оставить его здесь одного. Но ламия уже подошла совсем близко, ласково погладила молодого человека по щеке перепончатой рукой. И Пако… Пако ни о чем больше не думал, он тонул в этих изумрудных глазах, как корабль в гигантском водовороте. От ламии пахло весной и свежестью, Пако протянул руку, коснулся нежной бархатистой кожи, все мужское, что было в его существе, рвалось навстречу этой чистой женственности мощностью в сто мегатонн. Вот она, квинтэссенция экстаза, ради этого стоило жить и не жалко было бы умереть!
Вдруг откуда-то сбоку послышались торопливые шаги и знакомый голос позвал:
– Пако!
Ну, что еще? Неужели нельзя оставить его в покое в такой момент! Помедлив, он, досадливо поморщившись, повернулся на голос. Катталин, конечно, это была она, стояла на ярко освещенной солнцем тропе, вся ее поза излучала решимость, в разноцветных глазах мелькали угрожающие искры. Одну руку она вытянула перед собой в запрещающем жесте, другая же оставалась за спиной, пряча что-то от посторонних глаз.
Ламия недовольно нахмурилась:
– Тебе чего, девочка?
– Оставь его!
– С чего бы это? – нимфа неприятно ухмыльнулась. – Ступай, не становись между ламией и ее добычей! Мы с юношей сами разберемся, не правда ли? – она обольстительно улыбнулась, облизав кончиком языка зеленые губы.
– Да, да, – пробормотал Пако, не в силах оторвать взгляд от влажного нежного рта.
– Эй, смотри, что у меня есть! – Катталин выхватила из-за спины крупный желтый цветок с множеством мелких лепестков, формой напоминавший солнце.
– Эгускилоре! – прошипела ламия, – неужели ты думаешь, что так просто… – она осеклась, так и не закончив фразы. – Чары начали действовать.
Взгляд ее затуманился, нимфа повернулась и пристально уставилась на цветок, губы ее шевелились, что-то проговаривая про себя. Катталин осторожно положила эгускилоре на камень напротив ламии, та села на корточки, не отрывая глаз от цветка, ни на что больше не обращая внимания.
– Бежим! – Катталин потянула Пако за руку. – У нас есть немного времени, чтобы убраться отсюда подальше!
Пако с неохотой подчинился, морок испарился, но где-то в глубине души ему все еще очень хотелось остаться наедине с зеленой перепончатой красоткой.
– Я дала ей эгускилоре – солнечный цветок, это единственная вещь, которой можно остановить ламию на охоте, – объясняла на бегу девушка, – теперь она будет считать лепестки, и ничто не оторвет ее от этого занятия, пока она не закончит. Это древняя магия, еще наши прапрадеды или, вернее, прапрабабки пользовались ею, отваживая ламий от своих жилищ.
Вскоре они устали бежать и перешли на шаг, но шли еще долго, несколько раз меняли направление, пока наконец не оказались на приветливой лужайке, залитой солнечным светом.