– Нам пора идти, – тревожный голос Катталин вернул его к действительности. – Я знаю пару укромных мест, одно как раз неподалеку, там можно будет передохнуть и подумать, как нам быть дальше. Смотри – уже смеркается! Надо спешить.

Она взяла его за руку и решительно свернула с тропы. Лес был все тот же – высокий и красивый, подлеска почти не встречалось, но идти было тяжело – ноги вязли в толстом ковре опавшей, еще прошлогодней, листвы. Было тихо. В сгущающихся сумерках чуть слышно посвистывали какие-то невидимые пичуги, иногда доносилось убаюкивающее журчание ручейка, успокаивающе шелестела листва. Вдруг к дремотной тишине вечернего леса начал примешиваться какой-то странный низкий ритмичный звук, как будто кто-то ударял металлом о металл. Это напоминало звон больших медных колокольцев, тем самых, что привязывают коровам на горных пастбищах. Однако доносившийся звук разительно отличался от унылого хаотичного дребезга пасущегося стада именно своей слаженностью и четким ритмом. И этот звук быстро приближался. Скоро к металлическому лязгу примешался топот десятков ног.

– Это они! Момочоррак! Нас выследили! – Катталин сильно сжала руку Пако, резко меняя направление и переходя на бег.

Но было поздно: из-за толстых стволов уже показались первые преследователи. Мощные кряжистые фигуры момочоррак были облачены в балахоны из белых косматых шкур, измазанных спереди чем-то красным, очень похожим на кровь, на головах были надеты целые бычьи черепа с загнутыми рогами, полностью закрывающие лица. Каждый был перепоясан широким кожаным ремнем, сзади к которому крепилась пара больших медных колокольцев, издающих при ходьбе тот самый глухой ритмичный звон. В руках слуг Верховной ведьмы были тяжелые четырехзубые пики, недвусмысленно направленные в сторону беглецов. Пако задыхался, кровь стучала в висках, но он упрямо заставлял себя бежать вперед, надеясь уже только на чудо.

Катталин сдалась первая, она сбилась с шага, потом остановилась, тяжело дыша и закрыв лицо руками. В это время в той стороне, где они пытались скрыться, тоже замелькали среди деревьев белесые косматые силуэты – второй отряд момочоррак. Они были окружены. Пако резко выпрямился и развернулся, намереваясь встретить преследователей с гордо поднятой головой, но в последний момент зацепился ногой за скрывавшийся в опавшей листве корень и потерял равновесие. Его голова с сухим треском натолкнулась на ствол ближайшего дерева, и он провалился во тьму.

Пако пришел в себя. Голова болела, но вполне терпимо, он полулежал, привалившись спиной к огромному дубу, росшему посреди большой поляны, пределы которой терялись во мраке. Перед ним горел большой жаркий костер, сучья трещали, и в звездное черное небо то и дело летели снопы ярких жгучих искр. Он не был связан, в этом явно не было необходимости – на границе освещенного огнем круга угадывались молчаливые фигуры момочоррак.

Прямо рядом с костром, в высоком кресле темного дерева, восседала пожилая женщина, одетая во все черное, она устало опиралась руками на выставленную перед собой резную изящную трость, не мигая глядя на пленника живыми и умными, но очень недобрыми глазами. Вообще, в ее облике не было ничего угрожающего или отталкивающего: никаких всклокоченных волос, бородавок на загнутом, словно ятаган, носе, торчащих клыков и прочей ведьминской атрибутики, встречающейся, в основном, в детских книжках. Наоборот, под кокетливо сдвинутой чуть на бок остроконечной шляпой виднелись аккуратно причесанные, завитые пряди, Нос имел, все же, некоторую крючковатость, но не настолько, чтобы как-то обращать на себя особенное внимание. Но вот глаза… В них отчетливо читался отрешенный холод вечности, под этим взглядом Пако стало не по себе, по спине побежали мурашки. Рядом с верховной ведьмой, а что это именно она не было никаких сомнений, стояла раскрасневшаяся Катталин. Она явно только что что-то с жаром доказывала бабушке, но осеклась, увидев, что Пако очнулся.