до конца не поняли! Хотя у нас есть идеальная карта всех ее нейронов и всех их связей, мы не можем предсказать со стопроцентной точностью, как поступит C. elegans в той или иной ситуации. Мы можем быть близки к разгадке, но всей картины все равно не поймем[54]. Теперь увеличьте масштаб и вместо 302 нейронов возьмите 86 миллиардов, и у вас сложится адекватное представление о том, сколько всего мы еще не знаем о вашем мозге.

А это подводит меня ко второй причине, по которой изучать индивидуальные различия в человеческом мозге так сложно. Есть много интересных переменных, манипулировать которыми в лаборатории неэтично. Напротив, когда человек приходит на тестирование, он приносит с собой все особенности устройства своего мозга – как врожденные, так и сформированные жизненным опытом. Однако, как вы узнаете из этой книги, это часто взаимосвязано. Пытаться распутать клубок различий, чтобы понять, почему человек именно таков, какой он есть, очень трудно даже при самых благоприятных обстоятельствах. Эта задача всегда возвращает нас к одному из древнейших вопросов психологии: какая часть того, что делает вас вами, заложена в ДНК, а какая сформирована жизненным опытом?

Наследственность и среда: непонятое противостояние

Что же было раньше – лингвистически невежественное правое полушарие или способность умело читать? Сегодня большинство из тех, кто изучает поведение человека, понимают, что наши биология и жизненный опыт настолько переплетены, что едва ли имеет смысл «обвинять» то или другое, пытаясь понять, что делает вас вами. Ответ – это всегда сочетание одного и другого. Во-первых, каждое жизненное переживание меняет мозг. Иногда изменения обходятся без последствий, а иногда идут по нарастающей. Однако в редких случаях одно-единственное событие может изменить – к добру или к худу – наше устройство навсегда.

Это важно отметить, прежде чем углубляться в особенности вашей нейрофизиологии. То, что иногда ваш мозг вынуждает вас думать, чувствовать и поступать определенным образом, не обязательно означает, что вы такими родились, и это не изменится. На самом деле ваш мозг – ускользающая мишень. Большинство исследований, которые ищут связь между мозгом и поведением, в том числе и моя работа по изучению двух полушарий и навыка чтения, рассматривают только одну ситуацию за раз – так сказать, стоп-кадр. При таких экспериментах попросту невозможно сказать, насколько то или иное устройство мозга у вас врожденное, а насколько сформировано опытом.

Один из способов отделить генетические «чертежи» (то есть наследственность, или натуру) от среды (культуры) – проделать лонгитюдное исследование. При такого рода экспериментах исследователи оценивают один и тот же мозг в разных ситуациях на протяжении длительного времени, чтобы проверить, как его меняют общее созревание или конкретный опыт.

Именно это и проделали Кэтрин Вуллетт и Элеонора Магуайр в хитроумном эксперименте над лондонскими таксистами[55]. Цель исследования была проста – выяснить, родились ли они такими, с более крупными «хвостами» гиппокампа, или же эта область у них выросла благодаря усилиям по подготовке к экзамену.

Для этого они дважды, с промежутком в три-четыре года, просканировали мозг 110 человек. Большинство из них (79) только готовились стать таксистами, и первый раз их сканировали, когда они начали учиться, но еще не сдали экзамен, а остальные (31) были контрольной группой, отобранной в соответствии с параметрами вроде возраста и коэффициента интеллекта, которые тоже могли повлиять на форму и размеры мозга. Поскольку более половины обучающихся не сдают итоговый экзамен, ученые планировали сделать по своим данным две оценки. Во-первых, они хотели сравнить мозг тех, кто в конце концов сдал экзамен, и тех, кому это не удалось, чтобы проверить, нет ли между группами каких-то наблюдаемых различий в структуре мозга. Во-вторых, они хотели посмотреть, нет ли каких-то заметных изменений в результате подготовки к «Знаниям», когда человек до отказа набивает себе мозг картами.