«О! Вроде заметил… Кричит. Машет… Господи, в самую стремнину! Вот же ж…»

– Да куда же ты? – ору. – Куда-а-а?!!

«Нет, не слышит… Ну всё, отдохнули, чтоб меня… Чтоб её… Матерь божья!»

– Держись! – ору. – Жмись к валуну!.. Черныш, сволочь, миленький, ну помоги же, достань гадину невредимой, я её тут придушу!

«Молодец, умница, черныш…»

– Эй ты! За что хватаешь, гад?! Донт тач! Руки оборву! Стоп ит, немедленно! А ты куда смотришь? Садани его локтем!

«Молодец, жена! Знай наших!»

– Так, держись… Держись, говорю!.. Черныш, миленький, да хватай же её! Катч! Холд её! Хо-о-олд!!!

«Слава богу! Ещё б секунда…»


А с подветренного бока ко мне уже подлетает поклонница Джорджа Клуни и мнёт в воодушевлении свою немалую, надо сказать, грудь.

– Что я сейчас видела, что видела!

– Джорджа Клуни? – угадываю я.

– Нет, лучше. Перелом! На том пороге… – Она кивает куда-то вверх и в сторону. – Мужик – хрусть! Нога пополам. Кости, кровища! Такая жуть!!!

– Да, – говорю, высматривая супругу, примкнувшую наконец к рядам карабкающихся, – это трагедия…

– И не говори! – возбуждённо подхихикивает очевидица. – И главное, кровищи столько… А твоя-то как? Цела пока?

– Вроде да.

– Ну ты мне крикни, если что. А я побегу, пока место не заняли. Его же сейчас доставать будут…

И, причитая: «Какая трагедия!» – она взлетает вверх по ступенькам.

                                          * * *

– Ну как? – допытываю супругу. – Теперь тебе весело?

– Ве-ве-весело, – отстукивают её зубы, и с носа срываются мутные капли.

Она сидит на скамье, обнимая плечи, и мелко вздрагивает.

– А до этого тебе было грустно?

– Ты-ты-ты… не-не-неисправим.

                                          * * *

Возле лавчонки с ямайским ромом и гаванскими сигарами меня останавливает прелестная островитянка.

– Мистер, – шепчет она, стремительно сокращая дистанцию с пионерской до коммунистической. – У вас усталый вид, мистер.

«Ещё бы, – думаю, – такой день!» Но «мистер» мне приятен.


Коричневые глазки девицы чуть увлажнены, а её массивная грудь под марлевым сарафанчиком откровенно мне сочувствует.

– Ну-у, йес, такое дело… – слежу я за сочувственными колыханиями.

И прелестница томно вздыхает:

– Бедняжка…

– И такое дело, йес, – киваю, оглядываясь на магазинчик, где застряла моя благоверная.

– Тебе надо расслабиться, – продолжает источать милосердие добрая островитянка. – Хочешь, я помогу?

– А можешь? – снова оглядываюсь я.

– Ещё бы. Я ведь имею энергию, – берёт она мою ладонь в свою. – Волшебное прикосновение, знаешь? Маджик тач, ю ноу?

– Йес-йес, ноу-ноу… – путано отвечаю я.

И девушка изумляется:

– Ты не хочешь?

– Почему не хочу? Вай нот? Очень даже – йес! Бат…

– Никаких «бат», – прикладывает она свой пальчик к моим губам. – Ай кэн тач?

– Тач, – говорю, – я и сам могу. Ай кэн тач майселф… Ну, в смысле, энерджи. У меня ведь тоже имеется очень даже сильная энерджи…

– А ты милый, – улыбается мне девица.

– Йес, – киваю, – я такой. Кьют, да…

– Тогда пятьдесят долларов, фор ю.

– Фор ми? – уточняю я.

– Фор ю, фор ю.

– Пятьдесят баксов, мне?! – не верю своим ушам.

– Йес, – шепчет. – Фор ю – фифти бакс.

«Да это ж Эльдорадо! – думаю. – Пятьдесят долларов на ровном месте!»

– Окей, – соглашаюсь, – но я имею жену.

– Ты смешной… Ю фани… – озорно подмигивает мне клиентка. – С женой – сотня.

– Хандрит – фор ми?! – продолжаю недоумевать я.

– Фор ю энд ё вайф.

– Сто долларов – фор ми?! – повторяю я.

И девушка, улыбаясь, кивает.

«Во попёрло-то!»

Но тут звякнувший над дверью магазинчика колокольчик возвещает о возвращении супруги.


– Иди сюда, – машу я ей. – Только быстро!

И жена, метким взором простреливая прелестницу влёт, интересуется: