– Чего тут у тебя?

– Ты не поверишь, – скашивая рот, шепчу ей на ухо, – эта милая женщина обещает нам сто баксов за энергетический сеанс. Ну что-то вроде рэйки. Я наврал, что умею, и она поверила. Представляешь?

Жена, также уголком рта, шепчет:

– Это проститутка.

– Нет, ты не поняла. Проститутки тут мы!

– Идиот.

– Хочешь сказать, что я не понимаю английского?

– Хочу сказать, что ты идиот.

– Ван хандрит фор ми? – переспрашиваю девушку.

– Фор ю энд ё вайф.

– Видишь?! – победно взираю я на супругу.

– Дважды идиот!

– Окей. Джаст мани фёрст, – шуршу я пальцами перед потенциальной клиенткой. И та утвердительно кивает.

Но жену разве убедишь? Ухватив за локоть, она утягивает меня прочь.

– Стой, – отбиваюсь я. – Стой, она вот-вот раскошелится!..

Но жена неумолима.

– Я вернусь! – кричу я прелестнице. – Ай вил би бэк!..

И остров провожает нас тёплым тропическим дождём.

Корабль идёт, пассажиры плывут. Улыбки, смех, сытое похрюкивание. Все здоровы и счастливы.

Верхняя палуба усеяна загорающими. Нижняя – обжирающимися. Казино – играющими.

Персонал улыбчив до трещин. Двадцатичасовой рабочий день при мизерной зарплате, да к тому же десять месяцев вдали от суши – чего бы не улыбаться?

Кислые рожи на борту запрещены корабельным уставом.

Болеешь – запрись в каюте, не мозоль. Люди сюда отдыхать и веселиться приехали. У всех семь футов под килем, а у тебя что-то в груди? Уйди в трюм с глаз долой! Сдохни тихо, не порть праздник!

– Я на секундочку, – говорю жене, – туда и назад.

Мы только что искупались и готовимся ко второму завтраку.

– Ты что, оставишь меня одну среди всего вот этого? – окидывает она взором ломящиеся от яств столы.

– Ничего, – говорю, – как-нибудь справишься.

И бегу к лифтам.

Мимо шныряют отдыхающие, окатывая меня на ходу вежливыми «Хау а ю?», так что я едва успеваю отстреливаться: «Файн, энд хау а ю?»

В этом я уже поднаторел.

Кто такой? Кто такая? Первый и последний раз вижу, и всё же: «Сенкью, ам файн!» Улыбка – на улыбку, ужимка – на ужимку. Идиотизм.

Итак, стою жду лифта, и тут моё внимание привлекает пожилая пара.

Энергичный дедушка элегантно поддерживает под отведённые локотки бабушку, а та, вывалив набок синенький язычок и диковато взбрыкивая плечиками, чем-то внутри себя призывно посвистывает.

Со стороны это напоминает танец маленьких утят, разве что оба танцора выглядят слишком уж предобморочно – я отмечаю и стремительно сереющий лоб с испариной, и мутный, ищущий опору взгляд. Однако более всего меня настораживает отсутствие приветливых улыбок на их замогильных лицах.

– Хау а ю? – деликатно интересуюсь я у энергичного дедушки.

Но вместо ожидаемого «Файн, сенкью» получаю такую истеричную отповедь на смеси испаньола с английским, что и сам мгновенно серею и покрываюсь испариной.

– Она что – не дышит?! – не веря в удачу, переспрашиваю я. – Шиз нот бризинг?!

На что дедуля, смущённо опустив глаза, лишь глубоко вздыхает.

Ему явно неловко за свою недышащую спутницу. В то время как самой спутнице, судя по её губам, всё уже давно фиолетово.

Она вздрагивает ресницами и, растекаясь по дедушке киселём, разверзает передо мной своим проваленным старческим ртом всю красочную перспективу моего ближайшего будущего.

– Сердце? – бросаюсь я к дедуле, вдруг резво поволокшему бабушку пятками по ковролину. – Харт? Астма? Фуд? – на ходу перечисляю всевозможные причины двинуть коней в этом великолепном круизе.

И старичок, обрадованный знакомому слову, дробно кивает:

– Фуд, фуд!

– Экзэктли?! – уточняю я, перенимая бесчувственный груз из его дрожащих рук в свои трясущиеся.

– Йес! – уверенно констатирует без пяти минут вдовец. – Йес!